Это сестра говорит. А чего считать?
– Я забыл дальше. Какое дальше число?
– Девятнадцать. Дышите глубже!
– Двадцать... Двадцать один... Девятнадцать...
– Приготовились!
Это вроде хирург сказал. Что – приготовились? Перед глазами сплошная темная пустота. Нет, не темная, а черная, совсем черная. Ни одной звездочки вокруг, ни одной светлой точки. Только это не пустота, а плотная черная материя.
– Двадцать два. Тридцать семь...
– Начинаем.
Черная материя с треском разорвалась, полыхнуло яркое пламя, ударило в глаза, ослепило, Демин опрокинулся вниз головой и полетел, кувыркаясь, в горячую тесную бездну.
– Ампутации не миновать, – сказал ассистент.
– Подождем, – сказал хирург.
– Много размозженных тканей, признаки гангрены.
– Будем дренировать.
– Ноги выдернул, дьявол!
– Выше колен привяжите, говорил же!
– Здоровенный, не удержишь...
Они работали и говорили, но Демин уже ничего не слышал и не понимал, хотя его тело билось и вздрагивало на столе, когда узкий сверкающий нож хирурга исследовал его вздутую покрасневшую руку. Демин ругался самыми грязными словами, ударил ногой ассистента, который привязывал его, оцарапал молоденькую сестру, а потом как-то сразу ослабел и затих совсем.
...Солнце угадывалось желтым расплывающимся пятном, оно вращалось вокруг самолета в плотном тумане, вращалось непрерывно и быстро, потому что машина свалилась в штопор. Надо выводить, надо немедленно выводить, но руки онемели, и он не мог сделать ни одного движения. Высота стремительно падала. 1200, 1100, 1000 метров... Пора катапультироваться, но желтое пятно почему-то замедлило вращение. Ну да, оно останавливается. Вот оно совсем остановилось, молочный туман смыл плоскости и стал редеть. Вот он совсем растаял, и над головой явственно проступила лампа. Ну да, лампа. Обыкновенная электрическая лампа.
Он повернул голову в одну сторону, в другую. Рядом стояли люди в белых халатах и глядели на него. Они глядели и молчали. Демин тоже молчал и глядел на них. Потом повернул голову влево и увидел на столике длинную руку, забинтованную по локоть в белое. Он потянул руку к себе, поднял и положил на грудь. Рука была горячей и тяжелой, потому что ее резали. Теперь он вспомнил, что высокий мужчина в перчатках – хирург, он любит пельмени.
– Молодец, старший лейтенант, – сказал хирург. – Не тошнит?
– Нет, – сказал Демин, – не тошнит. Поспать бы мне. Двое суток не спал.
– Пьющий?