И трубка произнесла каким-то слишком тонким голосом:
— Если у вас, у подкидышей приютских, родители — кукушки, то я от своей Веры не отступлюсь!
В ту же секунду ночь отодвинула его слова. Это будет разговор назавтра, забытый, запомненный навсегда.
Вполнеба вокруг луны— гало!.. Круги светили страшно ярко, особенно там, где они пересекались.
В крошечном огоньке телефонной будки — два белых кулька — одеяла-то в пододеяльниках! — два кокона, две сахарные головы, два белых предвестника снегопада.
Снег был уже в пути. Им пахло. Слышалось его дыхание. Из телефонной будки Женьке и Шуре виднелась Дорога. В большой мир. В новую жизнь. Такая общая, из-интернатская, у каждого своя. По этой Дороге — что удивительно — шел их одноклассник Рома Репин. И — что удивительно — вел пса терьера. Рома вел черного терьера в старый гараж за помойку.
«Зачем Роме пес? — подумала Женька.— А! Это им для спектакля».
Там в гараже ночвос Прораков ставил со старшеклассниками какой-то спектакль.
Достаточно было одного часа, чтобы наступила зима. И точно, в эту ночь выпал первый снег.
Подъем в интернате Женька терпеть не могла. Там в спальнях над дверью привешены динамики. В семь утра в радиорубке врубали бешено жизне утверждающие песнопения. Первой шла песня про футбольный мяч:
Так случается порой,
Если другу туго,
Бейся в штангу головой,
Но не выдай друга!..
Женька старалась проснуться до песен, стянуть со спинки кровати вещи, сунуть их под одеяло, чтобы согрелись. И там, согретые, под одеялом надеть.
Теперь тебе все, никакие песни нипочем. Лежи себе, что-нибудь вспоминай и смотри, как в окне падает снег.
И этот снег на большой перемене трудовик Витя Паничкин велел убирать.
— Да вы что?— все кричат.— Первый снег! Первый снег всегда стает!
А Паничкин:
— Это неважно, что стает. Мне, как трудовику, важно трудовое воспитание воспитанника.
У Паничкина на этот счет своя теория: народ здесь хитрый, в интернате, жуликоватый. Здесь можно до бесконечности возиться с дисциплиной, если не развести бурной деятельности. Любую выдумывай, только не давай людям никакого покоя. Потому что покой — родной брат неорганизованности.
Сам — чистый выходец из царства теней, голова будто яблоко на тонкой шее, а сколько в ней бушевало идей по привлечению к трудовому процессу! С Витей Паничкиным мы клеили коробки, вязали веники, точили кухонные ножи, унавоживали яблони...