— Ну что. ребята,— говорил Паничкин, намереваясь припахать народ,— мосты будем строить или по воде ходить?
Лично Паничкин ничего не вязал, не клеил и не унавоживал. На место использования детского труда он приносил раскладной стул, каким пользуются художники на пленэре, раскладывал его, усаживался и давай:
— Хорош баклуши бить! Избаклушились! — покрикивал Паничкин.— Не замирай! Не уходи в себя! Что ты идешь еле-еле?! Надо бодрей, а ты что?! Идешь, как в штаны наложил!
Снег падал будто сквозь землю, а не на землю. Постепенно он начал под ногами хрустеть, как сухарик.
Все было сплошь в снегу— яблоневый сад и воздух. То ли дышишь воздухом, то ли снегом. И уже неясно, неважно, где это происходит — город какой, что за белая улица, есть только точка на планете с опознавательным знаком: там на ветке шиповника надета коричневая варежка. Там собрались вместе я и мои друзья — убирать первый снег.
Вот основной аккорд празднества: веселье и свобода, снег и мы. Григорий Максович говорит, что он с удовольствием бы огородил эту самую точку — наш интернат — здоровенным забором. Забор он подразумевал как границу Вселенной. Вселенная — интернат. Здесь жизнь развивается по законам добра и справедливости.
Вы ведь какие, он нам говорил всем, что есть у вас, друг с другом поделитесь, не возьмете чужого, не бросите в беде.
Но идея забора несовершенна, говорил Григорий Максович, рано или поздно вам придется выйти в мир. встретиться с другими людьми и удивиться, что не все на свете такие, как вы.
ФРЕД-АФРИКАНЕЦ — С КОНОПИХИНОЙ — ЛЕПЯТ СНЕЖНУЮ БАБУ!
Фред — человек таинственный. Его папа работал в посольстве Кении. А он сам непрерывно пил кока-колу. Бутылками кока-колы Фред каждый понедельник набивал прикроватную тумбочку. Никто ведь понятия не имел, что это за напиток. Все думали, что пиво.
Наш брат — белый ученик — во время уроков чиркал перышком на промокашке рожи да записочки, разные каки-маляки. Фред же Отуко по-солидному — на любом уроке — вынимал из парты альбом и в этом увесистом альбоме простым карандашом фирмы «Годест» рисовал голых женщин. Только не обычных, а вроде скульптур на постаменте.
Славный парень— Фред, не жмот, угощал ребят жвачкой. Он и вещами не пижонил, носил, как все, что выдавали в кастслянной. И так сидело на нем ладно само по себе неказистое пальто, так был к лицу черный воротник и черная цигейковая ушанка. Особенно когда он во всем этом усаживался в серебристый «мерседес», который привозил их с братом в интернат и увозил обратно в посольство.
...РОМА РЕПИН СГРЕБАЕТ СНЕГ С ЛИСТЬЯМИ В СУГРОБЫ!..
У Ромы другая история. Мать Ромы вышла замуж. По анкете. Тогда только начиналась служба знакомств. И там в анкете среди прочих стоял вопрос: «Любите ли вы животных?» Она не любит. И будущий муж не любил. Оба ответили отрицательно. На почве нелюбви они и поженились.
А муж плюс к животным органически не переваривал детей. И мама Ромы, чтобы в доме был мир, поговорила с сыном, «как мужчина с мужчиной». Мужчина Рома учился тогда в третьем классе. Мама Роме сказала прямо, что Рома и мама должны расстаться.
Ромин отец Роме, естественно, такого не заявлял. Ну, со своей стороны, деликатно давал понять, что лучше бы Рома не посещал его в субботу с воскресеньем. То Роме дверь не откроет, то — к ночи — вытурит на улицу. А Ромины пожитки аккуратно — ведь папа Ромы — интеллигентный человек — сложит на лестничной клетке.
С утра пораньше в понедельник придет Репин в интернат, воспитательница его вымоет, выстирает все с него, и, счастливый, что кончились суббота с воскресеньем, идет Рома Репин в класс, к своим, на уроки.
Теперь Рома — семиклассник, самостоятельный человек. По выходным спит и столуется у Григория Максовича. Или едет к кому-нибудь из ребят. Это в порядке вещей в интернате.
...ГРУЩУК АЛЕКСЕЙ из десятого класса разгуливает праздно, франтоватый и своевольный, сам Витя Паничкин ему не авторитет.
А ВИТЯ-ТО, ПАНИЧКИН! Сидит во дворе на стуле в роскошной ушанке цвета вороньего крыла. Все взрослые надели ушанки, все учителя, директор Владимир Петрович, потом Оловянникова по русскому и литературе, художник Роберт Матвеевич Посядов, Григорий Максович— вышли на улицу в одинаковых шапках, но разных мастей и различной пушности. Как в театре — зима — это вата на сцене и действующие лица в мехах. Все высыпали поглядеть на первый снег.
Четвертый урок у нас — шахматы. Был в интернате такой предмет. Вел его Борис Викторович Валетов. Хотя ему больше подошла бы фамилия Слонов или Ферзев. по крайней мере Пешков! Но уж никак не Валетов, поскольку чего Борис Викторович на дух не переносил, это когда дети резались в карты.
Шахматы для Бориса Викторовича — все. Погруженный в глубокие думы, он постоянно обмозговывал либо острый вариант английского начала, либо целесообразность позиции К:3, или разрабатывал неочевидный план переброски ферзя из центра по вертикали к резиденции неприятельского короля.