– Да ладно, — отмахнулся я. — Чего тут особенного?
– Ну не скажи... Ладно, тогда жди в машине, я приведу мальчика.
– Что, прям сегодня? — удивился я. — А никаких административных проблем не будет?
– Паш, — Мишка снял очки и положил их в карман своего белого халата, — у этого Алёши нет ни родных, ни друзей, если он пропадёт, никто даже не заметит, его, считай, уже нет, по-любому.
Я нервно кивнул и быстро вышел из кабинета. Хотелось бежать, прыгать, лететь — я смог! Я смогу сделать это, я подарю ребёнку несколько дней нормальной жизни!...
На улице было тепло, лето как-никак, хоть уже и конец августа. Я достал из кармана пачку сигарет и закурил, меня всё ещё немного колотило, я как будто сделал глоток свежего воздуха после минутного пребывания в мутной грязной воде. Всё казалось каким-то нечётким, словно во сне. Никогда со мной такого не было...
Я сел в машину, покрутил радио, потом выключил — всё равно одна хренота. И тут вдруг на меня навалилась суровая реальность. Что-то я не то делаю, что-то не то... Наверное, я просто ненормальный — взять к себе домой чужого ребёнка, которого я впервые увидел полчаса назад. Мои мысли потянулись к ключу зажигания — уехать, уехать побыстрей! А как же Мишка?... А! Отмажусь, какая разница?... Но на меня вновь посмотрела совесть — глазами Алёшки. Я с тяжёлым вздохом откинулся на спинку сидения...
Мишка пришёл даже быстрее, чем я ожидал, — он тащил с собой инвалидное кресло... Этого ещё не хватало... За ним с плюшевым зайчиком под мышкой семенил сияющий от счастья Алёшка. Я открыл заднюю дверь.
– Залезай.
– Открой багажник, — попросил Мишка.
Я вышел из машины. Слава богу, кресло было складным и легко поместилось в багажнике моей старенькой «Ауди».
– Вот, возьми, — шепнул Мишка, протягивая мне коробочку с ампулами. — Это морфин — так, на всякий случай.
– Да брось ты! — отодвинул я его руки. — Я же всего на несколько дней... Да и уколы я делать не умею.
– Возьми-возьми... Да, и ещё, если что, не звони в скорую — сразу мне на мобильник.
Я понимающе кивнул... Хороший он человек, Мишка, сердобольный...
Остаток дня прошёл как в тумане. Помню только, как Алёшка перелезал из стороны в сторону, с восторгом наблюдая за проносящимися рядом горящими витринами супермаркетов и ресторанов. Я наблюдал за ним через зеркало заднего видения — мальчик казался таким счастливым, что мне даже пришла в голову одна интересная мысль — если эта его болезнь встречается раз на миллион, то кто же достоверно знает, что она настолько смертельная? Может быть, есть шанс у Алёшки, ведь всегда есть шанс, так?
Проснулся я с устойчивым чувством отвращения к жизни. Вчерашний день казался страшным сном, который не собирался заканчиваться... Совсем крыша поехала! Притащить домой ребёнка-инвалида из детдома — как это ещё назвать? Проявил милосердие — молодец, если кто пальцем у виска повертит — останется только руками развести.
Я спустил ноги на пол. Затёкшая правая рука стукнулась гипсом о край кровати, я тихо выругался... Хорошо хоть в локте двигается нормально, а то с перевязью ходить пришлось бы... Я оделся, и, кое-как умывшись, заглянул в комнату дочери, где я вчера уложил спать Алёшу. Мальчик лежал неподвижно, но с открытыми глазами, на его лицо через занавески падал солнечный свет, и казалось, будто кожа светиться изнутри.
– Доброе утро, дядя Паша, — обрадовался малыш.
– Доброе утро, — пробормотал я, — через пятнадцать минут будем завтракать.
После светлой комнаты глаза какое-то время привыкали к темноте коридора, и я чуть не навернулся, споткнувшись о собственные башмаки. Чувство беспричинной ярости окутало меня с ног до головы. Тихо матерясь, я разбил на сковородку три яйца для Алёши, а сам достал из заначки полупустую бутылку смирновки.
Мальчик появился в самый ответственный момент, когда я уже приготовился опрокинуть рюмку себе в горло.