– Дело не в этом, — серьёзно ответил Алёшка. — Понимаешь, если я сейчас засну, то уже не проснусь.
Я нервно засмеялся.
– Что за глупости!
– Я не вру, — жалостливо пискнул Алёшка. — После сна всегда больно, в десять раз больней!
– Да что же у тебя болит?! — в отчаянии воскликнул я.
– У меня всё болит, — шепнул мальчик.
Я наклонился к нему, положил по привычке руку на лоб — жара не было, но чувствовалось какое-то напряжение, Алёша словно скованный весь был.
– Всё, — вновь шепнул он. — Такая боль! — Он не удержался и заплакал, зарыдал горькими слезами. — Такая боль! Даже... даже говорить больно!..
– Господи! — взмолился я от беспомощности.
Алёшка вдруг задрожал и изогнулся в страшной агонии. В горле застрял беззвучный крик, из зажмуренных глаз катились большие блестящие слёзы.
У меня закружилась голова, дыхание сбилось, перед глазами всё поплыло, и вроде даже темнее вокруг стало, лампочка в люстре еле светила... Алёшка, Алёшка! Поговори со мной, не умирай, пожалуйста!
Боль отступила. Мальчик, тяжело дыша, отвалился на подушку, на его лбу выступили крупные капли пота. Глаза светились ещё ярче обычного.
– Помнишь... тогда, — сбивчиво проговорил Алёша, — в больнице... ты дал мне волшебную конфетку?
Я почувствовал, как у меня защипало в носу и на глаза навернулись слёзы. Язык отказывался слушаться.
– Она... она не волшебная, Алёша.
Мальчик улыбнулся:
– Волшебная. Знаешь, что я тогда загадал?
– Выздоровление, — обречённо ответил я.
– Нет, — ещё шире улыбнулся мальчик. — Я загадал, чтобы ты взял меня к себе, и никогда... никогда не бросал... Это желание исполнилось.
– Алёшка! Что же ты наделал?! — крикнул я, забыв про фальшивость собственных чар.
– От моей болезни нет лекарств, кроме волшебства, я это всегда знал, — сказал мальчик и в тот же миг запищал от новой волны боли, накрывшей его с головой.
– Алёшка, малыш! — мне казалось, что я распадаюсь на части, на мелкие серые осколки стекла.