– Буду! Только немного. Я пить очень хочу!
Я направился на кухню, включил чайник, принялся резать бутерброды... Ну какой из меня повар?
– Мне снился сон, — как-то очень серьёзно сказал за моей спиной Алёшка.
– Какой? — не оборачиваясь, спросил я.
– Мне снилось, как я умираю.
Я вздрогнул.
– Плохой сон, Алёша. — Я обернулся к нему, но он не показался мне напуганным.
– Мне снилось, как я превратился в голубя и взлетел к облакам... — Я, затаив дыхание, молчал, слушал. — ...А потом я увидел внизу тебя, ты протянул руку и позвал меня к себе.
– И ты спустился?
– Да, — чуть заметно улыбнулся мальчик. — Ты взял меня в тёплые ладони и прижал к груди, я чувствовал, как бьётся твоё сердце... и мне стало так хорошо, что захотелось плакать, я раньше не мог понять, почему люди плачут, когда им хорошо, а теперь понял...
– И чем закончился сон? — глотая застрявший в горле ком, спросил я.
– Ничем, я проснулся, а ты сидишь рядом.
Я улыбнулся, не спеша отпил глоток чая. Алёша тоже прислонился губами к чашке. Мне вдруг захотелось протянуть руку и погладить мальчика по голове — таким родным он мне стал за эти двенадцать дней. Алёшка поднял глаза, посмотрел прямо на меня и тихо спросил:
– Я ведь умру?
– Почему ты так думаешь? — как можно спокойнее спросил я, почувствовав, как по коже пробегает ледяная дрожь.
– Боль — она никуда не уходит, — так же спокойно ответил мальчик, и в то же мгновение по его щеке скользнула одинокая слеза.
– Тебе пора спать, Алёша! — чуть сурово произнёс я. — Тем более что у тебя что-то болит... — Я встал.
Мальчик тоже встал, я заметил, как на его лице на секунду мелькнула гримаса боли.
– Я не хочу спать.
– В кровать, живо! — прикрикнул я.
Алёша подчинился, пошёл за мной в комнату, лёг на кровать, посмотрел на меня со свойственной ему детской укоризной.
– Что, так сильно болит? — жалобно спросил я.