– Спою, — спокойно ответил Алёшка. Я ничего другого и не ожидал.
– Ты начинай потихоньку, а я аккорды подберу.
И он начал, и понял я, что такое «тихое пение». Я боялся вздохнуть, чтобы не заглушить тоненький голос мальчика, звучавший словно хрустальная флейта, словно звон колокольчика, нарушающего забвение тихой морозной ночи. И как тоненький луч солнечного света пробивается через узкую щель в камнях, наполняя сырую тьму пещеры росчерком призрачной надежды для заблудшего, и как прорастает через холодный гранит хрупкий цветок, протягивая свои ручки-лепестки к свету, так и в моём сердце прорастала вера, вера во что-то несбыточное, во что-то невозможное, невероятное.
Я взял аккорд и Алёша запел чуть погромче... Какие боги сочиняют такие песни?!
– Чья это песня? — ошарашенно спросил я, когда Алёшка замолчал. Спой её кто-нибудь другой, я бы мимо ушей пропустил, но сейчас она показалась мне просто волшебной.
– Да был у нас один мальчик, — засмущался Алёша.
– Его случайно не Алёшей звали?
– Что? Нет! — округлили глаза малыш. — Ты думаешь, это я сочинил? Нет, ты что, я не умею... я ничего такого не умею.
– Чего же ты так нервничаешь тогда? — хитро прищурился я.
– Потому что, — засопел Алёшка, — ты слишком хорошо ко мне относишься. Я же ничего толком не умею, ничего во мне на самом деле нет особенного... Никто меня никогда не любил, только дразнили всё время.
Мне показалось, что мальчик сейчас прослезится. Сам-то я уж точно был на грани... Эх, Алёшка-Алёшка, что же ты со мной сделал?
– Ты умеешь жить, — тихо ответил я, отводя взгляд к окну.
Алёша ничего не ответил, только едва слышно пискнул.
Я вздрогнул, в груди сразу похолодело. Мальчик медленно опускался на паркет, на посеревшем личике читалась такая мука и боль, что я едва не закричал.
– Что, опять?! Алёшка!
Мальчик кивнул. Я взял его на руки и положил на диван. Вроде бы первый приступ боли прошёл, потому что он вдруг заплакал — не от боли заплакал — от обиды.
– Потерпи, я сейчас! — Я пулей выскочил из комнаты, достал из кармана пальто морфин и бережно сжал в руке ещё одну капсулу...
На этот раз рука у меня уже не так дрожала, зато душа совсем разболелась. Пить я не стал, да и нечего было. Сидел рядом с Алёшкой, погрузившимся в сладкий сон, тихо плакал... Кто бы мог подумать, что во мне ещё столько слёз осталось?..
Почему так получается?! Лучше бы я болел вместо него. Что мне боль, что мне обида?! Я уже давно ничего не чувствую... не чувствовал... Злая судьба! Жестокая жизнь!...
Спи спокойно, малыш, я взял часть твоей судьбы на себя и теперь не оставлю тебя одного... Спи спокойно, я буду с тобой до конца...
Проснулся Алёша только к шести. Я уже сам чуть не задремал к тому времени.
– Солнце! Солнце за окном! — неожиданно воскликнул мальчик. На его бледненькое личико и вправду упали оранжево-алые лучи заходящего солнца.