– А раньше такое было?! — не своим голосом спросил я.
– Было, несколько раз. — Алёша, похоже, в отличие от меня, начинал немного успокаиваться.
– И что, ты тоже терпел, пока не пройдёт?
Мальчик виновато отвёл глаза:
– Нет, мне уколы обезболивающие кололи... но это же в больнице, — он уже приготовился снова зареветь.
– Тихо! Стоп! Я сейчас.
Я быстро вышел из комнаты и бросился обыскивать карманы своей куртки, в которой у меня лежал Мишкин морфин... Из смятой коробочки я извлёк шприц и три капсулы с «лекарством». Первая мысль была — вколоть все три себе и забыться... Господи, чем их открывать?!... Я побежал к Алёшке.
– Как это открыть?! — чуть ли не закричал я на мальчика.
Алёша расширил глаза.
– Откуда?! — воскликнул он в ответ.
– Не задавай глупых вопросов, я же волшебник, забыл? — сейчас мне было не до объяснений.
Алёша просиял, однако чувствовалось, что его боль никуда не делась.
– Их кончики отламывают пальцами, — подсказал он.
Я тут же вскрыл одну из капсул... Проклятье, шприц-то ещё не распаковал, куда теперь её положить?!
– Подержи, — сунул я мальчику в руки капсулу, а сам побежал на кухню, вспомнив, что нужна ватка и спирт (в данном случае водка).
Вообще, я сам боли не боялся, в юности постоянно встревал в какие-то драки, падал с деревьев, толкался, пинался, вот даже руку сейчас сломал. Но шприц, игла — эти вещи вызывали у меня под кожей неприятную леденящую дрожь. И ещё я с детства боялся крови, только не луж крови, которые показывают по телевизору, а капель крови — алых сверкающих капель... Меня передёрнуло.
– Алёш, ты сам умеешь? — с надеждой спросил я.
– Нет, — энергично замотал головой мальчик; кажется, он даже испугался.
– Чёрт! Ну тогда спускай штаны, ложись!
Я наполнил шприц и пустил тоненькую струйку вверх — кажется, это нужно, чтобы воздух в кровь не попал. При мысли о крови меня снова передёрнуло.
По телу мальчика вновь прокатилась волна судороги, но на этот раз он даже не пикнул, только поморщился немного... Я с трудом сдерживал дрожь в руках... Как такое получилось? Я со шприцем в руках готовлюсь вколоть укол умирающему ребёнку, который сам не знает своей участи...
Алёша сжал губы — похоже, он уже с трудом терпел свою боль.