— И что? — взвился тот. — Что вы хотите…
— Да ничего, ничего, — капитан с трудом подавлял веселье, скорее всего, не до конца откровенное. — Конечно же, вы правы. То есть — вы были бы правы, если бы это была Великобритания. Видите ли, так уж сложилось, но в течение своей, следует заметить, короткой карьеры, мне довелось встречаться с людьми из внутренних кругов власти, заглянуть, если можно так выразиться, под дворцовые ковры… Господи, да о чем вы говорите! — он покачал головой с издевательским недоверием. — Ведь здесь же Россия!
— …замечание подобного факта обязательно отметим благодарим покорно…
— Только не сердитесь, господин инженер, но вы понятия не имеете о принципах, согласно которым наше государство управляется.
— Правда? — дернулся Уайт-Гесслинг, разминая пальцами вторую сигарету.
…Господа предполагают за решениями самодержца крупные политические споры и конфликты финансистов. Боже мой! Если бы так оно и было! Если бы все эти гипотезы заговоров и многоэтажных договоренностей были верны! Возьмем, хотя бы, тот поезд, на котором все мы едем, Транссибирскую Магистраль. Как вы считаете, откуда появилась Маньчжурская Линия, и как началась первая война с Японией? Экономические расчеты, так, господин инженер? Выгода вложений? Или за этим стоит вся российская стратегия колонизации Дальнего Востока…? Ха!
…Данный принцип обязателен к исполнению как при дворе царя, так и в самой бедной деревне, в пустыне, в степи, в морозной тайге — нет никакой линии, никакой границы, за которой вы могли бы безопасно применять свой орган мышления. Россия одна! Вы, господин инженер, очутились в стране, где люди — не люди, люди-предметы подчинены бесконечно высшему существу, а оно своевольно формирует их действительность в соответствии со своими переменчивыми капризами и мимолетными желаниями, никак ничего не объясняя, поскольку подобные вещи никак не объясняются. Понять — понять можно законы природы. Но понял бы человек законы природы, если бы Бог менял их без видимой причины, между одной секундой и другой?
Конешин, Уайт-Гесслинг и Верусс обменивались не связанными одно с другим замечаниями, переваривая слова молодого капитана; лица их выражали сомнение.
— …ну, говоря откровенно, Йошихито нормальным тоже не назовешь…
— А спиритизм тут и вправду играет какую-то роль, он снова весьма моден в петербургских салонах; княгиня Блуцкая обещает на сегодня самый настоящий сеанс, так что будьте начеку, господа…
— Раз капитан рассказывает подобные истории случайным попутчикам — значит, с гражданскими свободами в России все не так уж и плохо.
Привеженский горько усмехнулся.
— А господин инженер не подумал, по какой такой причине меня из Петербурга отправили на другой конец света?
Закурило вторую папиросу. Дым лез в глаза, размытые фигуры появлялись из солнечного сияния и в нем же расплывались.
Янки захлопнул книжку, поднялся, поправил манжеты, огляделся по курительной, затем вышел в соседний вагон. Борцовского вида азиат, который через минуту проходил мимо пальмы, отбрасывал на увенчанную резьбой в виде зарослей плюща дубовую панель тень самую обычную, с резкими, постоянными краями. Если предыдущий феномен и имел под собой какую-то основу, то она была связана исключительно с американцем.
— …граф, обладая польскими корнями, обязан понимать это.
— Прошу прощения?
— С британцем все ясно, но то, что господин граф…
— Между нашими нациями нет никакого родства, — сухо заметило.
— Я слушал, что господин граф говорил о российских солдатах и дипломатах. Все народы завоеваны, так что потом…
Закурило. Привеженский стучал трубкой о поручень кресла. Я-оно забросило ногу на ногу, оттянуло стрелку брючины.
— Россия не завоевывает, — сказало мягко и тихо, чуть громче ритмичного постукивания колес. — Россия захватывает. Германия завоевывает. Франция завоевывает. Турция завоевывает.