— Ты был там, да? — спросил он наконец. Это был не вопрос, и нельзя было ошибиться в его значении.
— Да, — просто ответил я.
— Ты был с этой собакой в ту ночь, вместо того чтобы пытаться работать Силой? — Он в ярости повысил голос.
— Баррич, это было не то…
Он вырвал у меня руку и отодвинулся как мог далеко.
— Оставь меня.
— Баррич, это был не Кузнечик. У меня просто нет Силы. Так что позволь мне иметь то, что у меня есть, дай мне быть самим собой. Я не использую это для дурного. Я и без этого в хороших отношениях с животными. Ты вынудил меня к этому. Если я буду пользоваться этим, я могу…
— Убирайся из моих конюшен. И убирайся отсюда. — Он повернулся ко мне лицом, и, к моему изумлению, на его темной щеке я увидел мокрую полоску слезы. — Ты провалился? Нет, Фитц, это я провалился. Я был слишком мягкосердечен, чтобы выбить эту дурь из тебя, ещё когда стали заметны первые признаки. «Вырасти его как следует», — сказал мне Чивэл. Его последний приказ. А я подвел его. И тебя. Если бы ты не занялся Даром, Фитц, ты бы мог научиться Силе. Гален мог бы научить тебя. Неудивительно, что он послал тебя в Кузницу. — Он помолчал. — Бастард или нет, ты мог быть достойным сыном Чивэла. Но ты наплевал на все это. Ради чего? Ради собаки. Я знаю, чем собака может быть для человека, но ты не можешь швырнуть свою жизнь под ноги…
— Не просто ради собаки, — сказал я почти грубо. — Ради Кузнечика. Моего друга. И дело не только в нем. Я не стал ждать и вернулся из-за тебя. Думал, что нужен тебе. Кузнечик умер много дней назад, я знал это. Но я вернулся из-за тебя. Думал, что могу тебе понадобиться.
Он молчал очень долго, и я подумал, что он вообще не собирается разговаривать со мной.
— В этом не было нужды, — сказал он тихо, — я сам забочусь о себе. — И резче: — Тебе это известно. Так было всегда.
— И обо мне, — кивнул я. — И ты всегда заботился обо мне.
— И дьявольски мало хорошего принесло это нам обоим, — медленно проговорил он. — Посмотри, во что я позволил тебе превратиться! Теперь ты просто… уходи. Просто уходи. — Он снова отвернулся, и я почувствовал, как что-то покидает этого человека.
Я медленно встал.
— Я приготовлю тебе промывание для глаза из календулы и принесу сегодня днем.
— Не приноси мне ничего. Не надо мне никаких одолжений. Иди своим путем и будь чем будешь. Я с тобой покончил. — Он говорил в стену. В его голосе не было никакой жалости ни к одному из нас.
Выходя из лазарета, я оглянулся. Баррич не пошевелился, но даже его спина, казалось, стала старше и меньше.
Таким было мое возвращение в Олений замок. Я ничем не был похож на того наивного юношу, который уезжал из замка. Хотя я и не умер, как предполагалось, никто не встречал меня с фанфарами. Да я и не предоставил никому такой возможности. От постели Баррича я отправился прямиком в свою комнату, вымылся и переменил одежду. Я спал, но плохо. До конца праздника Встречи Весны я ел по ночам один в кухне. Я написал записку королю Шрюду, в которой предполагал, что пираты могут регулярно пользоваться колодцами в Кузнице. Никакого ответа я не получил и был рад этому. Я не искал ничьего общества.
Гален с большой помпой представил закончившую обучение группу королю. Кроме меня не вернулся ещё один из учеников. Мне стыдно теперь, что я не могу вспомнить его имя, и если я когда-то и знал, что с ним сталось, теперь я забыл это. Я выбросил этого мальчика из головы, словно незначительную мелочь. Наверное, так же поступил Гален.
Мастер Силы говорил со мной только один раз за все лето, и это было не напрямую. Мы встретились во дворе замка вскоре после окончания празднования Встречи Весны. Он шел и разговаривал с Регалом. Когда они проходили мимо, он посмотрел на меня через голову Регала и сказал насмешливо:
— Живуч как кошка.
Я остановился и глядел на них, пока оба не были вынуждены посмотреть на меня. Я заставил Галена встретиться со мной взглядом; потом я улыбнулся и кивнул. Я никогда не пытался предъявить Галену обвинения в том, что он хотел послать меня на смерть. После испытания он упорно не замечал меня: его взгляд скользил мимо, или он выходил из комнаты, если я входил в неё.