Рахм. (читает). «За сколько карбованцев продался ты, подлая шкура… Подъесаул Хижняк». (Рвет письмо.)
Наташа вскрывает другое письмо. Из него выпадает долларовая бумажка. Рахманинов пытается поднять и не может, поднимает Наташа…
Наташа (читает письмо). «Мистер Рахманинов, это мои собственные деньги, я мыла бутылки для миссис Гопкинс… Салли».
Рахм. Вот этот доллар дорогого стоит… Переведи письмо этой девочки, и мы отправим его в Сталинград.
Входит доктор.
Рахм. Опять?
Доктор. Не очень-то любезно встречаете вы своего врача.
Рахм. Я не скрываю этого! Показываться больше не буду! Вечером концерт… И вообще, не стоит подымать столько шума из-за обычного радикулита.
Доктор. Вы сами себе установили диагноз?
Рахм. Прошу вас, оставьте в покое бедного музыканта. Вся медицина по Наташиной части.
Рахманинов вышел.
Доктор. Я не хочу вас запугивать, но снимки мне определенно не нравятся. Вообще же положение достаточно серьезное, чтобы не сказать хуже. Я настаиваю на полном покое.
Наташа. Боюсь, что это невозможно.
Доктор. Я всего лишь врач, у меня нет мер принуждения. Постарайтесь использовать свое влияние. Я сказал все!
Доктор вышел. Вошел Рахманинов.
Наташа. Сережа, врач настаивает на полном покое.
Рахм. Я просил тебя не говорить об этом. Мой стойкий оловянный солдатик, потерпи еще немного. Немцев погонят, я в этом уверен, но сейчас нельзя себя жалеть. Пойми, они все делали без нас… мучились, голодали, строили, умирали, надрывно тянулись к чему-то лучшему… И все без нас. И сражаются без нас… и гибнут… А сейчас, ты понимаешь, какая-то крупица нашего там есть! Ее приняли! И уже не стыдно! Опять появился берег и можно до него дотянуть… Я обещал Федору Шаляпину! Ты хоть слышишь меня?
Наташа. Да.
Рахм. Спасибо! Пора одеваться!
Темнота. Тихо звучат «Симфонические танцы», 1-я часть.
Солдаты моются, бреются, меняют нательное белье. Иван растирается полурваным полотенцем. Все тело его в ранах.
Ушастый солдат. Крепко же вы тронутый человек, дядя Иван! Эту вот где заработали?