— Полегчало? — спросил я, когда стихли рыдания.
Дочь повозила лицом, вытирая слезы, по моей уже совершенно мокрой рубахе.
— На, — я протянул ей носовой платок.
Она подержала его около глаз.
— Чаю хочешь? — Я старался не выдавать свою тревогу, свое волнение.
Дочь кивнула. Мы прошли на кухню. Поставив на плиту чайник, я сел, пригласил взглядом сесть Лену.
— Все равно ничего не скажу, — пробормотала она, стараясь не глядеть на меня.
— И не надо! — весело откликнулся я, хотя в действительности мне было грустно, больно.
— Не скажу, — упрямо повторила дочь.
Я развел в стороны руки.
— Зачем говорить про то, что мне уже известно?
Лена насторожилась. Ее хорошенький носик чуточку распух, на щеках виднелись следы слез, на капризно изломленных губах беловато шелушилась кожица.
— Чего тебе известно? — Дочь постаралась вложить в эти слова иронию.
— Почти все, — спокойно сказал я. — Вот только не узнал пока, кто он и когда именно ты стала его невенчанной женой?
Лена вспыхнула, потом побледнела и снова вспыхнула. Я почувствовал: сейчас в ней борются два человека, один хочет солгать, заявить — ничего не было и нет, другой ищет внимания, ласки. Я не торопил дочь, не мешал ей думать.
— Мама тоже об этом знает? — спросила Лена и вся заалела, поняв, что проговорилась.
— Нет.
— До сих пор я считала, что ты от мамы ничего не скрываешь.
— Стараюсь, но… — Я помолчал. — Видишь ли, дочь, в моей ранней молодости было много такого, о чем мама и не подозревает.
— Как интересно! — Лена, казалось, позабыла о своем несчастье. — А мне ты расскажешь про то, чего даже мама не знает?
— Ну и хитрая ты! Я уже сказал тебе, что у меня есть тайна, теперь твоя очередь поделиться секретами.
— Дай слово, что мама ничего не узнает.