— Смотри, — пробормотала Верка и, спохватившись, добавила: — А можеть, тебе лучше на хуторе остаться? Наши бабы вмиг обо всем догадаются, ежели мы совместно поедем.
— Пусть догадываются!
Договорились уехать, как только поправятся ребятишки.
Доронин проснулся и сразу понял: высокая температура. Глаза слезились, нос распух, во рту было сухо. Из кухни доносился шум воды и шипение — так бывало всегда, когда Зинаида Николаевна вставала рано. С трудом оторвав голову от подушки, Доронин накинул халат, поплелся на кухню. Склонившись над плитой, Зинаида Николаевна переворачивала кончиком ножа ломтики поджаренного хлеба, была уже причесанной.
— Пить, — прохрипел Доронин.
Зинаида Николаевна оглянулась, сдвинула с плиты сковородку.
— Дождался? Разве можно было с твоими-то легкими курить и у раскрытого окна торчать!
— Пить, — повторил Доронин.
Жена выпроводила его, принесла питье, лекарство.
— Сегодня отпроситься с работы не удастся.
Доронин попросил вызвать врача.
— Этой особе тоже позвонить? — поинтересовалась жена.
Он представил, как и каким тоном она будет разговаривать, покачал головой. Зинаида Николаевна усмехнулась, и Доронин понял: она не только позвонит на работу, но и нагрубит славной девушке.
Начался кашель. Заглянул сын, сочувственно поцокал.
— Извини, отец, дела.
Через некоторое время ушла и Зинаида Николаевна, сказав напоследок, что постарается вернуться пораньше. В ответ Доронин только глаза прикрыл — таким сильным был кашель. Потом кашель стих, в голове прояснилось. Наткнувшись взглядом на телефон, Доронин вспомнил о Кочкиных, перенес аппарат на постель, набрал номер и, услышав голос бывшего сослуживца, бодро сказал:
— Привет, Василий Афанасьевич!
— Привет. — Кочкин настороженно помолчал.
— Не узнал?
— Узнал.
— Позавчера не мог позвонить… Как живешь и все прочее?
Наступила пауза. Было слышно, как на другом конце провода дышит Кочкин.