— Врешь. Вчера по твоему лицу все поняла.
Алексей отвел глаза. Ниловна вздохнула.
— Скажи Анне Гавриловне, что я велела аванс тебе выдать. Пускай придет к кладовщику и получит.
— Спасибо.
— Устал?
— Ни капельки.
— Все равно на сегодня хватит — отдыхать ступай.
Действительно распогодилось, но воздух был по-прежнему сырой, неприятный. Земля разбухла, на сапоги налипала грязь. Над хатами ломались дымы, расстилались по улице; пахло горелым кизяком.
— Эй! — услышал Алексей и остановился.
Увязая подшипниками на размякшей дороге, его нагнал мужчина с нездоровым от перепоя лицом. Алексей догадался: Веркин брат.
— Здорово живешь! — сказал инвалид и, задрав голову, изучающе посмотрел на Алексея.
— Здравствуй.
— Москвич, говорят?
— Точно.
— Воевал-то где?
— До границы с Польшей дошел.
— А меня под Курском садануло.
Алексей сочувственно помолчал. Веркин брат вынул кисет, свернул козью ножку, угостил табачком. Алексей высек огонь, поднес тлеющий шнур к лицу инвалида: их глаза встретились. Веркин брат выдохнул дым, с нарочитым безразличием спросил:
— Что ты с Веркой-то сотворил, а?
Алексей встревожился. Инвалид усмехнулся.
— Вернулась с Кавказа — будто опоена чем-то. Она и раньше, шалава, взбрыкивалась, но так — никогда.
— Не понимаю, о чем говорите, — сказал Алексей.