Конь взвился на дыбы, перенес мощное тело на задних ногах в обратную сторону. Подбегавший солдат застыл на месте с прижатым к груди ружьем, девушка едва успела отскочить на обочину.
Дарган оглянулся на друга. Сидя верхом на лошади, тот боролся с крепким седоком, не желавшим спрыгивать на землю. Тогда Дарган выхватил из-за голенища нагайку, полоснул драгуна по плечам, потом еще раз, уже по жирному бедру. Экзекуция подействовала, верховой соскочил с седла, словно его ошпарили кипятком. Не давая возможности опомниться третьему всаднику, казак огрел нагайкой и его, заставив наклониться к холке и дать шпоры коню. Путь был открыт.
По-разбойничьи свистнув, Дарган всадил каблуки под сытое брюхо скакуна и помчался вниз, к Сорбонне с тощими студентами, кучковавшимися возле входа, мимо магазинчиков, кафешек и других заведений, хозяева которых были рады любому посетителю, особенно русским, оставлявшим на прилавках весомые серебряные рубли – национальную валюту Российской империи. За спиной слышался дробный цокот копыт лошади, на которой сидел верный товарищ; на него можно было положиться как на себя. Да и Гонтарь имел полное право не сомневаться в надежности горячего и дерзкого друга.
– Стой, – раздался сзади запоздалый окрик солдата из патруля. – Вот разбойники, в душу мать! Стой, говорю, басурманово племя, стрелять буду!…
Тишину, стоявшую в центре огромного города, потревожил звук ружейного выстрела, но солдат дал промах. Через несколько мгновений прозвучал второй выстрел, тоже никого не задевший, который сделал пустившийся вдогонку верховой драгун. Но он не особенно торопился, скакал за казаками лишь до первого поворота. И тут же последовал третий выстрел, это пальнул в никуда один из неудачников, спешенных не по своей воле и только теперь опомнившихся.
Пригнувшись к гриве, Дарган поддал коня пятками под бока и завернул в переулок, по бокам которого стояли старые дома с островерхими крышами. Площадь с Сорбонной, похожей на королевский дворец, осталась позади, вдогонку казакам полетел пронзительный свист из группы ученой молодежи. Дарган подобрал верхнюю губу и ответил таким залихватским посвистом, что взмыленный рысак суматошно запрядал стоячими ушами. Казаку даже показалось, что вокруг тут же установилась мертвая тишина, наверное, от напряжения заложило перепонки, потому что цокота копыт долго не было слышно.
Дома помельчали, мостовая перешла в грунтовую дорогу, вокруг уже замелькали окраины, прижимавшиеся к берегу реки. Кони вынесли седоков к расположению какой-то кавалерийской части. Об этом совпадении оба только мечтали, потому что гнать лошадей к месту постоя своего полка было бы безумием – расследование назначили бы незамедлительно.
Спрыгнув с седел, казаки закрутили концы уздечек на ветках деревьев, росших перед полосатыми будками со шлагбаумом, и нырнули в глухой проулок, забитый зарослями чертополоха. Нужно было уносить ноги, пока наряды из военных патрулей не оцепили район и не пошли прочесывать улицу за улицей. Комендантские правила, установленные в поверженной империи с подачи Александра Первого, соблюдались в войсках неукоснительно.
Друзья появились в части, расквартированной по домам местных жителей, тогда, когда солнце уже коснулось краем крыш далеких городских домов, стоящих на другом берегу реки Сены. Терские казаки готовились к отбою, возле коновязи возились лишь те из них, которых назначили в ночной наряд. Гонтарь сразу отправился на квартиру, а Дарган прошел на конюшню, где в стойлах хрустели овсом два его коня – кабардинец и запасной дончак. Огладив кабардинца, он подкинул ему под морду еще жменю сухого зерна.