— Да это наша деревня!..
— Вот и хорошо.
— Ну пойдем, гражданин.
Они взяли веревочки от салазок и пошли, тесно окружая Курмаярова, осторожно поглядывая на него, волоча за собой салазки.
«Вот странное положение, — радостно подумал Курмаяров, — ребятишки меня арестовали, никогда бы этого себе не представил», — и так же радостно прятал улыбку в усы.
— Вы, что же, всех так арестовываете, кто идет по дороге?
— Зачем всех? — сказал старший. — По дороге ходят из нашей же деревни либо из соседних, а мы всех их знаем. А как незнакомый, да чужой, да еще ночью, — тут уж держи ухо востро.
Некоторое время лишь скрипели по снегу шаги и салазки повизгивали на раскатанных местах. Ребятишки всё так же тесно шли кругом, поглядывая на Курмаярова.
— Ну как же вы караулите? Чай, храпите ночью — ходи кто хочет!
— Ишь ты, накось выкуси! — протянул старший кукиш. — Караулы ставим. Ночью — возле нашей деревни, в овраге, на мосту, — его не обойдешь, а днем — в лесу, возле поляны.
— Почему такая разница ночью и днем?
— Как же? Ночью с парашютом не спустишься на поляну: не видать с самолета, одинаково черно и над лесом, и над поляной. Сядешь в черноте и на сосну, а сосны у нас высоченные и снизу стоят без веток, по ним и не слезешь — убьешься. Вот они только днем…
Ребятишки возбужденно закричали всей толпой, размахивая руками:
— Они спустились, а мы их поймали.
— Да били дубинками! — звонким голосом закричал торопливо маленький, боясь, что его перебьют. — Одному голову разбили, а другому глаз.
— А он скривел! — закричали девочки.
— А они закопали в снег парашюты и автоматы, которые на шее были подвешены, чтоб не знали, что они спустились.
— Куда же вы их дели? — спросил Курмаяров.
Ребята опять дружно закричали:
— А мы их связали и в сельсовет представили.
А у них пистолеты оказались и шашки для взрывов. Они бы нас застрелили.
— А они одеты по-нашенски и говорят по-русски.