— Терпи, Томаш, — с плохо скрываемым торжеством ответил Кассар. — Побежденным больше ничего не остается. У тебя в руках была величайшая держава, а ты не смог ее удержать. Так что терпи.
Действительно, такой державы планета еще не знала. Конфедерация объединяла около сотни государств, в том числе обеих Америк, Австралии и Океании, почти всей Европы. Еще десятки стран (главным образом африканских) хотели бы вступить в этот всемирный союз, но не попали туда из-за катастрофически низкого уровня жизни. Были и неприсоединившиеся из принципа, решившие во что бы то ни стало идти своим путем. Среди них тон задавала тройка «тяжеловесов» — Китай, Россия и Индия.
Поначалу Конфедерация, на зависть соседям, казалась образцом благополучия. Но стоило ей вступить в полосу затяжного экономического кризиса, как в обществе начались разброд и шатания. Вскоре оно раскололось. Одна половина призывала справиться с проблемами цивилизованным путем — за счет еще большей открытости и демократии. Другая, напротив, мечтала о твердой руке, способной обуздать всеобщий хаос. Пропасть между ними все углублялась, и наконец стало ясно: рано или поздно эти группы сойдутся в безжалостной схватке. Так оно и случилось — даже раньше, чем думали аналитики.
— А ведь я верил тебе, Фредерик, — сказал Горак. — Ни за что бы не подумал, что ты так отблагодаришь меня за все…
— Вера — глупое чувство, — снисходительно произнес Кассар. — А для того, кто обладает высшей властью, — непростительное. Верить полагается маленькому, смирному и бесхитростному обывателю. Он должен твердо знать, что никогда, ни при каких обстоятельствах у него не отнимут хлеба и зрелищ. Что там, наверху, о нем постоянно думают и, если потребуется, защитят от любых опасностей. Но то обыватель… Знаешь, Томаш, что тебя погубило? Ты ни черта не понимаешь в людях. Надо же было додуматься до того, чтобы назначить меня главным силовиком!
— Я тебе верил, — повторил Горак.
— Ты был поразительно слеп, Томаш. Я всегда ненавидел тебя, хотя умело это скрывал. Только и ждал удобного случая, чтобы вцепиться в горло. Ну что ты творил, а? Даже последнему идиоту было понятно, что надо выезжать за счет других. Натравить друг на друга самостоятельных игроков, сыграть на их противоречиях, втянуть в экономическую войну. А у себя, в Конфедерации, нужно было скрутить шеи болтунам, вопящим, что дело идет к диктатуре. Ведь худшая диктатура, Томаш, — это когда власть достается таким вот пустобрехам. Что же сделал ты? Принял какие-то дурацкие программы, помогающие стране, как мертвому припарки. Выдвинул кучу красивых лозунгов в духе «Все люди — братья, поможем друг другу!» Даже вспоминать противно. Разве ты не знал, Томаш, что даже братья хотят есть? И им без разницы, кто принесет еду — белый, как ангел, голубок или вооруженный до зубов детина. Хотя — нет, не без разницы. Лучше, конечно, детина. И знаешь почему? Он отгонит чужаков, которые тоже потянутся за едой. А голубок может только мило ворковать. Согласен?
Горак молчал.
— Что, нечего сказать? Да, Томаш, не зря говорят, что главный враг человека — он сам. Ты не просто скверно правил государством, а умудрился упустить все свои шансы. Даже в тот момент, когда президентское кресло еще можно было вернуть, выбрал не тех соратников. Они-то тебя и предали — ко дню решающей битвы я купил их с потрохами.
— Крысы всегда были, есть и будут. Даже глядя человеку в глаза, трудно понять, что у него внутри — душа или душонка.
— Тому, кто потерял все, поздно оправдываться. Раньше надо было думать. Твое тело гниет в земле, а вот душа… Ты даже представить не можешь, какое это наслаждение — владеть чужой душой!..
Когда Кассару доложили, что Томаш смертельно ранен в перестрелке, он велел немедленно переписать его сознание на брэйн-чип. Пересадку выполнили оперативно — через минуту поверженный президент испустил дух. Обшарив тело, нашли уникальный самоцвет с Титана — его лет десять назад доставила на Землю одна из межпланетных экспедиций. Горак постоянно носил камень с собой как талисман. И Фредерик, недолго думая, приказал поместить чип внутрь кристалла.
— Зачем ты сделал это? — спросил Горак. — Почему не дал мне просто умереть?
— Мне показалась оригинальной сама ситуация. Ты был повелителем большей части земной суши.
— Не повелителем — всенародно избранным президентом.
— Да какая разница, Томаш? Не придирайся к словам. Так вот. Сузить свою власть с гигантской территории, над которой никогда не заходит солнце, до этого каменного яйца — такого падения еще никто не знал. Даже покойники на кладбище владеют большей площадью! Кроме того, ты ведь был очень привязан к этому камушку и не расставался с ним, пока жил. Так пусть он остается при тебе и после смерти. Или ты при нем — не суть важно.
— Ты жесток, Фредерик. Я не знал тебя таким. Иначе ни за что не приблизил бы к себе.
— У каждого свои забавы, Томаш. Теперь я могу вызывать твою тень с того света каждый раз, когда захочу поразвлечься. Поверь, мне это будет приходить в голову довольно часто. А жить я собираюсь долго — медики говорят, запросто дотяну до девяноста. Даже несмотря на все мои вредные привычки. Так что не надейся скоро от меня избавиться.
— Ты велел встроить в кристалл атомные часы. Можешь мне объяснить — зачем? Хотел, чтобы я, замурованный в чипе, отсчитывал время между нажатиями твоего пальца?
— Ты догадлив, Томаш, хотя совершенно не разбираешься в людях.
Кассар открыл один из ящиков массивного стола и достал сигару. Медленно, словно исполняя некий ритуал, размял ее в пальцах, так же неторопливо обрезал кончик и, наконец, щелкнул золотой зажигалкой.
Иллюстрация к рассказу Макса Олина