— Лучше, чем тогда в ресторане, правда, Олег?
— Дешевка, подстилка, дрянь, — скучно, как заученный урок, повторил Олег.
— Нет, ты невыносим, Алик! — отозвался на грубость Гоша. — Я тебе хотел приятное сделать, а теперь уж и не знаю… Впрочем, я сегодня терпим и великодушен. На, держи!
Гоша, достав из внутреннего кармана пиджака банковскую упаковку пятидесятирублевок, кинул ее на тахту.
— Плата, надо полагать, за то, что Гришкину контору повалил и помог тебе куш сорвать? — понял Олег.
— Ты — догадливый, — согласился Гоша. — Только не плата, а доля: ты в деле, Алик.
— А не пожадничал ли ты, бывший мой приятель?
— Все по справедливости, симпатичный мой друг. Капиталом ты не входил, так что пять процентов — доля серьезная. К тому же я должок твой зачел. Восемь тысяч ты заработал, Алик. Неплохо, а? Как раз гонорар за две книжки. Ты же над ними года два корпел.
— Ты, я вижу, все подсчитал. А Гришкину смерть во сколько оценил?
— Гриша сам себя погубил. Он был наивным злодеем, Алик. Мне говорили, что он каждый вечер смотрел по видео «Крестного отца». И стал выдумывать для себя нечто подобное. Черный лимузин, телохранители в шляпах и пиджаках в талию, виллы, таинственные сборища, пистолеты… Дурацкий, выдуманный в стиле ориенталь мир… А в общем, жаль его. — Гоша налил две рюмки коньяку, взял их в руки, подошел к Олегу и протянул ему одну рюмку, будто не замечая, что руки у него связаны за спиной. — Давай, Алик, за упокой раба божьего Григория.
Падая на спину, Алик ногой ударил по протянутой рюмке и крикнул:
— Мразь!
Гоша рукавом утерся — малость коньяку попало ему на лицо — и сказал:
— Не хочешь, значит. Как в армии-то говорится? Не умеешь — научим, не хочешь — заставим. Научим его, ребятки? А потом заставим.
Альберт с напарником в момент связали Олега. Связали ноги до паха, придавили к тахте и накрепко к ней прикрутили — хорошая веревка была припасена заранее. Олег лежал на тахте как усмиренный клиент дурдома из буйных.
Гоша стоял у стола, задумчиво глядя на бутылки:
— Так что же ему выпить? Виски, водка, коньяк для начала жестковаты, пожалуй. — Он выбрал бутылку португальского портвейна, сорвал свинцовую фольгу, вытащил пробку и спросил у Зои: — Ты мне поможешь, радость моя?
— С удовольствием, — откликнулась Зоя и взяла протянутую ей бутылку портвейна.
Втроем они склонились над Олегом. Гоша зажал ему нос и сдавил челюстные мышцы, чтобы ротик открылся. Ротик открылся, в него, как в воронку, Зоенька налила портвейну. Но, видимо, воронка оказалась засоренной: портвейн внутрь не уходил.
— Пей, дурачок, а то захлебнешься, — посоветовал Гоша.
Олег сначала не внял его совету — держал марку, — но скоро понял: терпеть не было мочи, дернул кадыком, и портвейн, понижаясь в уровне, потек внутрь. Проглотив портвейн, Олег закашлялся.
Зоя, отпрянув, пожаловалась: