— Хоть бы росинку… Сестрица!..
Ему показалось в это мгновенье, что он на перевязочном пункте. Там много воды. Целые баки…
И он уж видел эти баки… И казалось ему — уже он слышит шум шагов… Вот-вот холодный краешек стакана коснется воспаленных губ…
Или, может-быть, воды принесут в корце?
Начался бред.
Но бред был мгновенный. Мысль о воде, мелькнувшая в мозгу, облеклась в формы и образы, но эти образы исчезли так же мгновенно, как мгновенно родились — вместе с другой мыслью:
«Скатился под откос… Один… никто не видит».
Он открыл глаза.
— Третья!
«А! пушки еще тут… Что же тот фейерверкер?»
И опять мысли о воде.
Земляк, хотя бы ты… Небось, есть у батарейного.
— Четвертая!
Как же это он не расслышал третью? Он вспомнил про дым после выстрела. Дым, как и в тот раз, клубился над оврагом.
Только теперь он был гуще, как туман.
Как же это он пропустил выстрел?..
А вот теперь слышит… Ого, как громыхнуло!..
Господи, хоть скорей бы кончилось…
Он приподнялся на локте, нагнул ветку чтобы не мешала видеть, что делается впереди, в поле, и поглядел туда.
Прежде всего он увидел налево черную волнующуюся линию трех или четырёх казачьих сотен, развернувшихся фронтом.
Казаки, должно быть, готовились к атаке.
На солнце, над их головами, такой же неровной колеблющейся линией блестели пики.