— Слесарем.
— В этом городе?
— Да.
— Где он работал?
— На заводе Лемке.
Некоторое время он молчал. Затем сказал:
— Я тоже работал у Лемке. Давно уже. Они меня арестовали. Долгие годы держали в тюрьме. Я тоже слесарил. И опять хочу быть слесарем. Скоро буду.
Помнится, я поднялся, несмотря на боль. Мне казалось таким невероятным то, что этот в русской форме работал у Лемке! Значит, ой проходил через те же ворота, что и мой отец. И город он, должно быть, знал так же хорошо, как я. Стало быть, он здесь ориентируется, он ведет русских. Все же он кое-что, наверно, забыл — ведь он так давно здесь не был.
— Куда тебя стукнуло? — спросил раненый.
— В бедро.
— Сквозное?
— Не знаю. Понятия не имею.
— Болит?
— Да, да, — ответил я. Меня вдруг обуял страх, панический страх. — Я могу здесь загнуться! От потери крови! От столбняка! — кричал я.
— Спокойно, — сказал тот у стены. — Успокойся. Они скоро придут за нами. Пока еще слишком жарко. Но они про нас не забудут. Андрей меня не забудет.
«А меня твой Андрей забудет, — подумал я. — Или прикончит. Я враг».
Снова нащупал я пистолет. Раненый больше не направлял ствол своего автомата прямо на меня — он закурил сигарету, сделал несколько затяжек, и на него напал кашель. Он корчился от боли.
— Вам же нельзя курить, с вашим ранением, — сказал я.
Он бросил сигарету, глянул на меня.
— Ты, конечно, прав. Но мне уже ничто не поможет, — произнес он с трудом.
А я подумал: что мне за дело до него? Пускай себе. Скапутится от своей сигареты или захлебнется кровью, если у него прострелено легкое.
Вдруг я почувствовал озноб — меня бросало то в жар, то в холод. К тому же прибавился страх умереть в этой дыре, ибо снаружи все еще шла дикая пальба.