Бориска, не отводя глаз от Корнея, кивнул головой, перебросил через плечо тулупчик.
— Куда идти-то?
— Пойдем к паперти Спасо-Преображенского. Почто дрался?
Бориска нехотя ответил:
— Да так… Зазря.
Они направились к собору.
— Как звать-то тебя? — крикнул вслед Самко.
Помор обернулся, взмахнул рукой.
— Бориской!
Чернец шагал молча, о чем-то задумавшись.
— Здорово, братуха, — несмело произнес Бориска, — вот уж не чаял тебя встретить.
Чернец искоса глянул на парня:
— Ныне мое имя — Корней. Запомни. — Он помолчал и добавил: — Может, ко мне зайдем, там и покалякаем… А дрался ты и в самом деле зря. Наперед пасись, рукам воли не давай, не то мигом в холодной очутишься.
Бориска усмехнулся:
— Я уж про те холодные ведаю. Ненароком со старцем Елизарием через стену словами перекинулся. Плакался Елизарий, что по прихоти настоятеля в цепи посажен. Верно ли, Корней?
— Милые бранятся — только тешатся, — пробормотал чернец, и лицо его стало злым. — Отец с матерью как там?
Бориска опустил голову, и Корней резко остановился.
— Чую, неладно, а то и вовсе худо. Неужто?..
Оба перекрестились на главы собора. Корней тронул Бориску за рукав:
— Идем, хочу тебя слушать.
Келья у Корнея совсем маленькая. И в солнечный день там темно: узкое окошко смотрит на крепостную стену. Перед образом Николы-чудотворца розового стекла лампадка (Корней подправил фитилек — стало светлее). В келье — небольшой, худо обструганный стол, топчан и колченогий табурет, на столе пухлая книга раскрыта. Увидев ее, Бориска невольно вздохнул стало быть, обучился Корней грамоте.
Чернец кивком показал брату на табурет, сам завалился на топчан, свесил ногу, закинул руки за голову. Поискав глазами, Бориска нашел гвоздь в стене, повесил тулупчик, опустился на краешек табурета. Ему были непонятны угрюмая молчаливость и холодность брата, чего прежде у Корнея не замечалось. Парень смотрел на чернеца и ломал голову, стараясь постичь причины превращения шебутного молодца в мрачного монаха. «И отчего он такой стал? — думал Бориска. — Кажись, все у него есть: крыша над головой, харчи казенные; вся и работа — бей лбом о пол. А вот поди ж ты — годов мало, а глядит стариком…»