Приковылял Васька, все еще держась за ухо.
— Чаво стоите, вяжите татя! Он у меня слух отбил!
С земли тяжело поднялся Самко, с трудом разогнул поясницу, отряхнул шапку.
— Не надо вязать, — проговорил он, — и караульных не надо.
— Верно! — подал голос рыжебородый мужик из окна. — Я зрел — Васька всему завод.
— Да ты что, Сидор! — заорал служка. — Ить он меня изувечил!
— А не лезь, — проговорил рыжебородый, — сказывал тебе земляк, не вяжись. Дернул тя нечистый.
В толпе засмеялись, кто-то выкрикнул:
— Сидор Хломыга не солжет.
— А парень-то, видать, не промах!
— Ядреной. Экого ведмедя уложил…
Бориска стоял, опустив руки, исподлобья оглядывая окружавших его людей, и был готов драться с любым — страха не было. Однако никто бить его не собирался. Один Васька горячился, тряс кулаком, но не совался близко.
— Будет тебе! — прикрикнул на него Самко, шагнул к Бориске, протянул широкую ладонь. — Давай замиримся, паря. Меня ведь еще никто не бивал.
— А давай! — согласился Бориска.
— Нутро у меня едва не отшиб, словно лошадь по спине лягнула.
— Что стряслось? — раздался, перекрывая гул толпы, знакомый голос.
Расталкивая любопытных, вперед выступил тот самый монах, которого он искал, — Корней, но теперь-то Бориска точно видел — перед ним Корнилка, братуха старшой.
— Что привязались к слуге Ивана Неронова? — спросил тот, заложив кисти рук за пояс и обводя толпу темным взором.
— Вона как оно обернулось…
— Слуга отца Иоанна парень-то! Ну, Васька, осрамился ты…
Народ расходился — глядеть больше не на что. Опустели подоконники в чоботной палате. Бориска широко улыбнулся монаху, но Корней строго смотрел на него. «Что с ним, — подумал парень, — никак не узнает».
— Отец Иоанн скоро службу кончит, — сказал чернец, — будешь его выхода ждать?