И Панька понял.
По лесенке, к сеновалу прислоненной, с трудом переставляя ноги-неслухи, влез Панька на самую верхотуру. Посветил фонарем и - откачнулся, чуть не свалился вниз, увидя нацеленное в свой лоб дуло пистолета. Где-то там, за пистолетом, в темной глубине,, свету фонаря недоступной, горели по-волчьи два зрачка: живых, пронзительно горячечных.
- Не балуй,- попросил Панька.- Слышь, кому говорю.
С неожиданной послушностью пистолет опустился в сено, и Панька, успокаиваясь, зацепил «летучую мышь» за стропила, примостился на верхней перекладине лесенки.
Немощный огонь фонаря высветил протянутую вперед руку в кожаном рукаве с зажатым в ней пистолетом - рука покойно лежала на сене, и скуластое, темное - обугленное точно - молодое лицо.
- Отец,- услышал Панька,- куда это я попал?
- К нам на двор,- ответил Панька и удивился: - Какой же я тебе отец?! Панькой меня зовут, на Новый год только пятнадцать стукнет.
- Панька,- повторил незнакомец, подтягивая к себе руку с пистолетом.- Немцы где? Есть поблизости?
- Кругом тут немцы, только в нашей деревне не стоят. Маленькая у нас деревня, пить-жрать им тут нечего - не разбежишься… Они по селам больше норовят. А ты кто? Летчик?
- Летчик. Сбили меня.
Панька встревожился:
- Ты, видать, пораненый. Я мигом в хату слетаю, тряпок чистых принесу - перевяжемся.
Качнулась из стороны в сторону голова в шлеме.
- Крови вроде нет, не чую. Разбился я сильно и обгорел - вместе с самолетом падал. На тысячу кусков разбился, и каждый болит. О-о…
Летчик скрипнул зубами.
- «На тысячу кусков»…- ухмыльнулся Панька.- А на сеновал-то залез вон…
- Я? Залез?. - удивился летчик.
- Ты, а то кто же!
И опять качнулась из стороны в сторону голова в летчицком шлеме.
- Не помню. Ничего я не помню.
- Я тебя на крыльце нашем подобрал и в сарай припер,- чувствуя в себе, невесть почему, прилив какой-то восторженной силы, заговорил Панька.- Пер-пер, думал, дыхалка лопнет. В сарае бросил тебя, за спичками побег в избу. Думаю, засвечу огонь да погляжу, не мертвяк ли? А ты вон какой мертвяк - на такую гору, можно сказать, закарабкался. Да еще пальнуть в меня собирался. Это разбитый-то…
Панька перевел дыхание, тыльной стороной руки вытер испарину на лбу, рассудил: