Я постучал и открыл дверь. Из-за стола поднялся и пошел ко мне навстречу высокий, в белом полотняном костюме человек. Он внимательно посмотрел на меня голубыми спокойными глазами и протянул руку:
- Здравствуй, Геннадий!
- Откуда вы знаете, что я Геннадий?
- Это секрет, военная тайна…
- Нет, в самом деле.
Иван Иванович шевельнул густыми с проседью бровями и указал на тетрадку, которую я держал под мышкой:
- Вот она, военная тайна, вся наружу.
- Вы по тетрадке узнали?
- Не только по тетрадке…
Он повел меня к столу, сел рядом.
- Тебе не жарко в галстуке?
- Нет. Я привык…
Иван Иванович едва заметно улыбнулся:
- Ну хорошо. Рассказывай, что тебя мучает.
Признаться, я не знал, о чем говорить. Ведь я видел живого писателя первый раз в жизни. Скажешь что-нибудь не так - обидится или вообще прогонит… Я боялся шевельнуться. Сидел как дурак и молча смотрел на большой, заваленный бумагами стол. Странные это были бумаги. Все зачеркнуто, перечеркнуто. Только кое-где, будто островки, мелькали слова.
- Это ваше произведение? - спросил наконец я писателя.
- Это повесть. Здорово ночью работалось. Тишина. Падун вдалеке шумит…
- Много написали?
Иван Иванович перелистал груду бумаг, прихлопнул сверху ладонью:
- Листика два, а может, и меньше. Еще не переписывал.
У меня мгновенно пропал к писателю всякий интерес. Зря Аркадий от дела оторвал. Как он будет проверять мои способности, если сам не умеет писать? А может, он и вообще не писатель, а только ученик, как «малый», отец Комара?
- Чего нахмурился? - спросил Иван Иванович.