— Мне всегда бывает плохо после завтрака, сказал я.
— Хорошо. Я прослежу за вашим здоровьем, товарищ больной, — шутливо пообещала она.
Я ждал Маринку после завтрака. И она пришла. Но пришла хмурая и сказала, что меня ожидают гости. На мой вопрос, какие гости, она вымолвила:
— Накрашенные…
И демонстративно хлопнула дверью.
Я спустился вниз. В приемной сидела Лиля. На ней была темная шубка и такая же шапочка. Из-под шапочки выбивались светлые волосы. Прихваченные морозом, они казались отлитыми из золота. Она поднялась мне навстречу и разочарованно сказала:
— А вы побрились…
И, увидев ее глаза, красивые и голубые, я почувствовал себя виноватым. Таким виноватым, будто взаправду совершил тягчайшее преступление.
— И флюс спал…
Делаю жалкую попытку сострить:
— Зато я в халате.
— Все больные в халатах… Это не представляет особого интереса для художника. А вчера вы были незаменимым типажом.
— Для вас он тип, а для нас больной, — решительно заявила Маринка. — Мы обязаны заставить его побриться и вымыться…
Лиля повернула голову в ее сторону. И в глазах Лили Маринка без труда могла прочесть: «А вас не спрашивают, девочка». Потом она вновь посмотрела на меня и сказала:
— Хорошо. Я нарисую вас в халате.
— Здесь не рисовальня, а больница. Никто не позволит заниматься здесь художествами, — не унималась Маринка.
Лиля вновь с некоторым удивлением посмотрела на Маринку и, чему-то улыбнувшись, сказала:
— Я договорюсь. Минуточку…
Она скрылась в кабинете врача.
— Маринка… — позвал я.
Но Маринка, насупившись, вышла из приемной.
Дверь из кабинета врача отворилась. Лиля с улыбкой взглянула в мою сторону. За ее спиной показался врач. Он крикнул: