— Не уходи, — попросил я.
И она осталась. В палате лежал еще один больной. Но он давно спал, завернувшись в одеяло. Бледный свет луны падал сквозь замерзшие окна на стены. И лицо девушки (я лежал и смотрел на нее снизу) казалось мне таинственным и красивым.
Я взял ее руку. Маринка нагнула голову. Глаза ее блестели. И тогда я поднес ее руку к своим губам. Маринка выдернула руку и убежала.
«Обиделась или нет?» — гадал я.
…Меня разбудил шум за окном. Гудели машины… Я поднялся с постели… Наступал рассвет. Холодный воздух врывался в распахнутую форточку. Свет фар бил в окна, и окна плыли по стене, по потолку и потом исчезали в дальнем углу комнаты. Слышались отрывистые команды. Полк возвращался с учений.
Утром пришла Маринка, принесла термометры.
— Доброе утро, — сказала она. И улыбнулась.
Не обиделась, значит.
— Сейчас придет врач, — предупредила она. — Как твой флюс?
Однако бессовестный флюс пропал без всяких лекарств, словно воздух больницы сам по себе оказался целебным.
В палату вошел врач, крупный мужчина с выправкой строевого офицера. Он заглянул мне в рот. Сказал:
— Будем удалять.
Я понял, речь идет о моем зубе. Прищурив глаз, врач щелкнул меня в челюсть и спросил:
— Больно?
Я кивнул головой.
— Хорошо, — удовлетворенно заметил он и щелкнул вторично.
— Ой! — вскрикнул я и едва не укусил его за палец.
— Но, но… Оставьте троглодитские замашки, — недовольно пробурчал врач.
Потом он смотрел второго больного. И, наконец, ушел…
Я ждал Маринку. Но она не появлялась до завтрака.
— Маринка, ты забыла, что существует наша палата, — печально заметил я.
Она легко сжала мою руку, И тут же, словно испугавшись этого жеста, покраснела.