— Ну вот, Доцент, ты сам себе все про свою долбаную Историю и доказал. Мы ведь сюда, считай, из самого конца ее, этой самой Истории, прибыли. И как оно там, в конце истории, все устроилось — отлично знаем. А заканчивается твоя История тем, что у человека этот его "высший мир" аккуратно отчекрыживают. "Не будь героем!" "Будь самим собой!" "Полюби себя!" "Ты никому, кроме себя, ничего не должен!" "Отпусти животное внутри себя на волю!" Красивое, ловкое, ухватистое животное, стоящее на земле двумя ногами — не его ли выводят у нас там хозяева этой самой твоей Истории? Пожалуй, что уже и вывели. Ну, а кто не смог — извините. Не вписались в рынок. Так ты вот эту вот Историю защищать собрался? Ее беречь и сохранять от искривлений всяких?
Насупленное молчание господина Гольдберга было красноречивее любого ответа.
— Ну, я так и понял. Стало быть, с Историей больше не заморачиваемся. Миссию выполняем, Ричарда из-под стрелы выводим, костьми, если потребуется, ложимся. И по дороге крушим все в песью мать, до чего только руки дотянутся! Чтобы поставить историю хотя бы этого мира таким раком, из которого она просто обязана будет куда-нибудь в другую сторону повернуть! Хуже не будет! Ничего в ней уже не испортить, в этой твоей Истории. Все испорчено до нас…
И я тебя душевно прошу, давай дальше без закидонов!
Винченце Катарине смотрел на серую громаду донжона замка Иври, и тяжелые предчувствия томили душу. Казалось бы, сегодняшнее поручение в принципе не могло нести в себе никаких подводных камней. Подумаешь, забрать из темницы двоих заключенных и препроводить к мессеру По… э-э-э, его имя лучше не произносить даже мысленно. Целее будешь. О-хо-хо, доставить в одно из парижских предместий скованных цепями пленников — ну где здесь может быть подвох? Но вот это вот нелепое, вздорное, непонятное, ни на чем не основанное предчувствие — как будто ядром повисло на ногах, не давая сделать последние шаги к воротам замка.
Винченце подставил лицо свежему январскому ветерку и прикрыл глаза, еще раз прокручивая события недельной давности. Прибыв тогда в Париж, чтобы отчитаться о выполнении предыдущего задания, он рассчитывал пробыть там не более пары дней и умотать в Орлеан. Уж пару-то, тройку недель отдыха он точно заслужил. И проводить их в Париже — увольте, господа! Да и кому бы в голову могло прийти выбрать для отдыха эту грязную, просто утопающую в грязи огромную деревню!
Две сотни лет назад Гуго Капет перенес сюда столицу из Лана — и что? Оглянитесь вокруг! Где, ну где вы видите хотя бы намек на столичный блеск и королевское величие? Деревня, как есть деревня! Неудивительно, что первые Капетинги старались в свою столицу заглядывать пореже, предпочитая ей Орлеан или Мелён. Лишь Людовик Толстый хоть как-то проявил себя в смысле городского благоустройства, да и то…
Отправляясь тогда на встречу с мессером… э-э-э, просто с мессером, Винченце, кривясь от отвращения, любовался на горы строительного мусора рядом со строящейся на берегу Сены Луврской башней. Даже сплюнул от расстройства. Свинарник, деревня, глушь! Лишь при нынешнем короле, Филиппе-Августе городские мостовые начали хотя бы в самом центре покрываться камнем. Да что там мостовые — нормальную городскую стену только восемь лет назад строить начали! И это убожество — столица? О, матерь Божья, спаси и сохрани!
Шагая вдоль берега, сьер Катарине с глухой тоской вспоминал потускневший от времени лик родной Адриатики, блеск изумрудной волны на солнце, качающуюся под ногами палубу торгового нефа… Ах, если бы не его глупая решимость прийти тогда во Фландрию самому первому, раньше галерного конвоя! Если бы не пиратская пара Али-Бея, вцепившаяся в борта его корабля со свирепостью неаполитанских мастифов! Что тут скажешь, мессер заплатил за него в тот раз полную цену на невольничьем рынке в Александрии!
Да, мессер дал ему свободу… И сделал своими глазами и ушами в этой богом проклятой Галлии! Навсегда лишив соленого запаха моря, ласкового шепота волн, шумных рынков Александрии, Дамаска, Каликута…
Нет, конечно, и здесь не все так уж плохо. И, скажем, на монастырских землях можно устроиться совсем даже недурно. Вон, на левом берегу вполне ухоженные земли Сен-Жермен-де-Пре. Все желающие могут селиться сегодня на монастырской земле, обрабатывать ее, открывать мастерские. Разумеется, в обмен на ежегодную выплату ценза. Напротив, на другом берегу ничуть не худшие условия предлагает поселенцам аббатство Святого Мартина. Еще дальше на запад, поселения вокруг церкви Сен-Жермен-л"Оксеруа, далее — земли аббатства Сен-Дени, где покоятся мощи святого Дионисия, первого епископа Парижского.
Что там говорить, по обе стороны Сены святая Церковь сегодня — главный держатель ежегодных ярмарок. Равно как и главный заказчик как-то разом и вдруг расплодившихся здесь мастерских. Архитекторы, каменщики, скульпторы, производители витражей, ювелиры, переписчики и множество других мастеров трудятся тут над церковными заказами.
Вот к одной из таких мастерских, честно поставляющей всем трем аббатствам и множеству окрестных церквей великолепные витражи венецианского стекла, и держал путь почтенный сьер Винченце, стараясь по возможности аккуратно обходить самые глубокие лужи из смешанной с тающим снегом глины и конского навоза.
Кстати нет, добрый мой читатель, ты не ослышался! В эти времена стеклодувов из Светлейшей республики еще можно было встретить даже и в этой глуши. Лишь через сто лет все стеклодувные мастерские Венеции будут перемещены на остров Мурано, а печи в других местах полностью разрушены. На Мурано будет организована первая в Европе режимная научно-производственная зона, она же "шарашка", поскольку мастерам будет под страхом смерти запрещено покидать "стеклянный остров". Сейчас же с венецианскими стеклодувами можно было столкнуться где угодно, даже и здесь.
Впрочем, те двое, что встретились тогда, неделю назад, в обезлюдевшей к вечеру мастерской, никак не относились к этой почтенной гильдии. Едва ли кто-то из них хоть раз заглядывал в пышущий огнем зев печи. Зато оба они принадлежали к гораздо более древней профессии, сменившей за свою историю множество имен. В грубом двадцать первом веке каждого из собеседников назвали бы просто и емко: шпион.
С тех пор, как Винченце помог душе Роже-Сицилийца переместиться в ад — где ей, впрочем, и самое место — минуло уже немало времени. Полученные тогда сведения давно уже достигли мессера Сельвио. А плата за них весомо пополнила средства, лежащие в… Ну, скажем так — в надежном месте. До которого никому из вас, господа, нет никакого дела!
Весь ноябрь и часть декабря сьер Винченце был занят новой операцией, которая — сегодня это уже совершенно понятно — завершилась полным успехом. И вот, прибыв с отчетом и за положенным вознаграждением, почтенный коммерсант получил вместо давно ожидаемого отдыха новое, казалось бы, совершенно простое задание. Вот только нехорошее предчувствие никак не отпускало душу сьера Винченце.
Ничего подобного не было при выполнении прошлого поручения, хотя оно-то было, казалось, на грани возможного! Но нет, никакие предчувствия его тогда не мучали. Получив задание заставить Ричарда Плантагенета обложить войском развалюху Шалю-Шаброль, носившую гордое звание замка исключительно из уважения к почтенным предкам сеньора Ашара, ее нынешнего владельца, почтенный купец нимало не смутился. Ну, и что с того, что Ричард — могущественный монарх, и Винченце — всего лишь жалкий купец! На дворе, государи мои, просвещенный XII век! Давно в прошлом времена, когда все решалось лишь грубой силой. Разум, и только разум диктует отныне и навсегда — кто здесь король, а кто — не пойми, что!
Потолкавшись тогда по рынкам, поболтав с собратьями по торговому ремеслу о ценах, о видах на урожай, о погоде, в конце-то концов, Винченце быстро понял, кто ему нужен. Виконт Эмар Лиможский! Не в меру своенравный, он давно уже вызывал неприязнь короля Ричарда, своего грозного сюзерена. А если ее еще чуть-чуть подтолкнуть…
Сундучок с грудой монет, "золотой скрижалью" и изделиями из слоновой кости он тогда лично закопал на пашне вблизи замка Шалю-Шаброль. Неглубоко, чтобы быстрее нашли. После чего оставалось совсем немного — проболтаться "по-пьяни" в местном трактире о неких "слухах" про клад, якобы зарытый разбойниками "в десяти шагах к северу от расщепленного дуба, только т-с-с-с, никому ни слова!".
Этой же ночью сундучок был извлечен трактирщиком из земли и припрятан в подвале между бочонками с пивом и связками колбас. А уже утром солдаты виконта освободили счастливого кладоискателя от забот по хранению ценностей. Велев на прощание держать язык за зубами, а не то…! Впрочем, сохраняя остатки осмотрительности и осторожности, виконт не стал забирать сокровища в Лимузен, а так и оставил на хранении в Шалю-Шаброль — во избежание… Сам же занялся перепиской с Ричардом на предмет справедливого раздела найденного клада.
Сам Винченце после этого даже пальцем не шевельнул. Добрые люди донесли Ричарду не только о счастливой находке, но даже снабдили его точной описью содержимого сундучка. Увеличив оное — по оценкам самого сьера Катарине — раз в пятнадцать-двадцать. На предложение несчастного виконта поделиться пополам, Ричард с рыком потребовал отдать все, найденное в его, Ричарда, земле!