Случилось же вот что. По прибытию в новый мир у господ попаданцев развился просто невероятный аппетит. Можно сказать, жор! Виной ли тому некие физические условия, сопровождающие перемещения человеческих организмов между мирами, или может быть ничем не запятнанная средневековая экология, или даже просто жуткий стресс — ну, вы меня понимаете — но питались наши герои, буквально как не в себя. На зависть и удивление всему кухонному персоналу Шато-Гайара.
Ну, и натурально, одним из непременных гастрономических ритуалов сих невольных рабов желудка стала вечерняя корзинка с провизией, набираемая господином Дроном на кухне и утаскиваемая к себе наверх, где они с господином Гольдбергом замаривали червячка перед сном. Разумеется, добрый кувшин вина также числился среди обязательных номеров вечерней программы.
Вот и вчера господин Дрон уже сбил было сургучную печать, дабы разлить и под надлежащий тост за предстоящее завтра начало пути, наконец, выпить… Как тут же вынужден был с грохотом опустить кувшин на стол и ухватиться за шнурок нательного креста. Ибо крест вдруг нагрелся так, как будто собирался прожечь дырку в широкой депутатской груди. Совершенно аналогичные хлопоты приключились в ту же секунду и с господином Гольдбергом. Тот также в правой руке держал остывающий крестик, а левой потирал обожженную грудину.
Разумеется, господа попаданцы немедленно вспомнили слова отца Люка о способности своих чудесных артефактов служить индикаторами ядов и сей момент кинулись будить сэра Томаса. Когда мрачный и злой помощник коннетабля Шато-Гайара пришел к ним в комнату, то первым его вопросом был, естественно, вопрос о том, с чего они вообще решили, что вино отравлено? Оба живы, ни один нисколечко не умер — где основания для столь скоропалительных выводов?
Все попытки сослаться на астрологические выкладки и сведения, полученные непосредственно от небесных светил, были им с негодованием отметены. Впрочем, нужно отдать должное: сам пробовать вино, дабы уличить во лжи не позволивших ему выспаться "колдунов из Индии", сэр Томас не стал. Один из сопровождавших стражников был незамедлительно послан на кухню, откуда вернулся не один, а с гусем.
Несчастной птице силком разжали клюв и влили туда несколько хороших глотков. Затем отпустили и начали наблюдать за результатами. Результаты не заставили себя ждать. Буквально через несколько секунд подопытный вдруг резко загоготал, закидывая голову высоко вверх, захлопал крыльями, попытался подпрыгнуть и взлететь. Однако гогот тут же превратился в булькающий хрип, а птица повалилась на бок и почти сразу издохла. Потрясенно взирая на результаты эксперимента, сэр Томас все же нашел в себе силы послать стражника, дабы собрать всех кухонных, сам же отправился будить господина коннетабля.
Проведенное тут же, по горячим следам, расследование показало то, чего и следовало ожидать. Не досчитались повара, взятого в замок почти год назад. На мессира Роже де Ласи было больно смотреть. Осознание того, что более года в замке обретался шпион, способный отравить кого угодно — да хоть и самого короля — буквально пронизало весь его облик негодованием и растерянностью.
Все это, разумеется, никак не добавило ему добрых чувств к нашим героям. Которые, понятно, ни в чем не виноваты, но ведь с них же все началось… Так что, расставание на утро вышло скомканным, окрашенным тщательно маскируемым раздражением и почти нескрываемым облегчением. Да оно и понятно, попаданцы с возу — кобыле легче!
По понятным причинам остаток ночи перед отправлением несчастные хронопутешественники практически не спали. Господин Дрон ездил по мозгам своему спутнику на тему, как же он все-таки был прав, запретив предавать гласности привидевшийся им Знак. Дескать, их и так-то уже травят все, кому не лень, а что было бы, вздумай они открыться — и подумать страшно. Беспрерывное гундение почтенного депутата сопровождалось столь же бесконечными инструкциями по технике безопасности и правилам поведения в экстремальных ситуациях. Совершенно упавший духом историк-медиевист лишь молча кивал в особо ударных местах, понимая, что эту лавину ему все равно не остановить.
В общем, судя по началу, путешествие обещало быть веселым…
Нет ничего отвратительнее, государи мои, чем французская зима. Наши герои осознали это уже через пару часов после отбытия из замка Шато-Гайар. Появившаяся за ночь ледяная корочка с горем пополам держалась до восхода солнца. Но, увы, очень быстро сдала свои позиции, как только не по-зимнему жаркое светило взошло над горизонтом. И вот уже который час лишь чавканье дорожной глины под копытами лошадей сопровождало их совершенно неромантическое путешествие.
К обеду, состоявшему из холодного мяса, хлеба и вина, кони были уже по самое брюхо в грязи. Всадники от них не слишком-то отличались. Лишь леди Маго как-то умудрялась сохранять в этом месиве относительно благопристойный вид. Как это ей удавалось, вероятно, навсегда останется великим секретом особой женской магии, недоступной нам, мужчинам.
Леди Маго… н-да, леди Маго. То, что именно она станет в этом путешествии дорожной неприятностью номер два, сразу вслед за французской зимой, стало понятно еще до выезда из замка. И очень похоже, что молодая графиня последует за зимой с очень небольшим отрывом. Малолетняя гордячка и задавака — так с ходу определил ее достопочтенный депутат и олигарх. Тогда как господин Гольдберг от определений вообще уклонился, ибо настолько увлекся беседой с отцом Бернаром, причетником церкви Святой Анны, пристроившимся к нашему каравану до Манта, что ему вообще было не до спесивых графинь.
Нет, сама по себе леди Маго была очень даже хороша! Вообрази себе, добрый мой читатель, рано повзрослевшую девицу не старше тринадцати лет, темную шатенку с огромными золотисто-карими чуть вытянутыми глазами, да еще при этом обмахиваемыми пушистыми — не знаю уж, с чем и сравнить — ресницами. Небольшая, аккуратная головка, миловидное лицо. Чуть выступающие скулы, кои оное лицо ничуть не портили, но придавали отпечаток силы и решительности. Сей отпечаток еще раз подчеркивался небольшим, но крепким подбородком. Прямой нос и щеки без всяких там милых ямочек и округлостей завершали портрет.
Теперь добавь к нему длинную, гордо выпрямленную шею. Гибкую и сильную фигуру, показывающая, что ее хозяйка проводит свободное время отнюдь не за пяльцами с шитьем. Властные движения человека, привыкшего повелевать с самого рождения. И повадки, как выразился про себя Капитан, "сорокалетней стервы в ранге, как минимум, вице-президента не самого маленького банка".
Юная графиня вышла из своих покоев перед самым отправлением каравана. Легкая, пружинистая походка, идеальная осанка, гордая посадка головы… Шествуя мимо "посланцев пресвитера Иоанна", она позволила себе лишь чуть наметить легкий, едва заметный кивок. Зато четкое, хорошо поставленное "Доброе утро, мессиры" совершенно недвусмысленно давало понять, что какие-либо еще слова в течение этого дня будут совершенно излишни. Ну, как же, — пра-пра-правнучка самого Гуго Капета, графа Парижского!
Итак, караван, выехавший ранним утром из ворот замка Шато-Гайар, состоял из леди Маго, ее камеристки и десятка гвардейцев собственной охраны юной графини. К ним добавились два десятка вооруженного эскорта под командованием все того же милейшего сэра Томаса, парочка наших героев и почтенный причетник, что должен был составить им компанию всего на три дня.
В первый же день выяснилось, что приключения наши героев далеко не закончены. Выяснилось это буквально после обеда. Собственно, обеда как такового и не было. Просто на одной из относительно ровных лужаек, покрытых не истоптанным еще снегом, караван вдруг сгрудился, верховые спешились, дабы размять ноги и прогуляться — мальчики направо, девочки налево. Тут же и подкрепились прямо из седельных сумок, кому что бог послал.
Вот после обеда-то все и случилось. Возвращаясь на дорогу, буланый мерин господина Гольдберга умудрился запнуться передним копытом о полузастывший ком глины. Добрый бы наездник этого и не заметил. Господин же Гольдберг чуть не слетел с коня — уберегло его от падения лишь то, что он успел ухватиться за шею смирного животного.
Как тут же выяснилось, что уберегло его это — во всех смыслах этого слова. Ибо там, где еще мгновение назад находилось грудная клетка почтенного астролога и звездочета, вместе с бьющимся в ней трепетным сердцем, просвистел арбалетный болт. Каковой, не найдя искомого сердца, вонзился вместо этого в шею идущей рядом кобылки отца Бернара.
Еще два болта ударили в господина Дрона, один в шлем, другой в кирасу. Правда, эти попадания никаких видимых эффектов не имели. За исключением того, что защищенную шлемом голову все же изрядно мотнуло в сторону, а два безнадежно испорченных болта из дрянного местного железа в бессильной злобе отскочили от высокомарочного титанового сплава, созданного на восемьсот с лишним лет позже.
Крики, ржание коней, заполошный вопль почтенного причетника, кулем слетевшего со вставшей на дыбы кобылки — все это ничуть не помешало сэру Томасу мгновенно отдать нужную команду. И десяток стражников на отдохнувших конях ринулись в ту сторону, откуда прилетели злополучные болты.