Но в эту минуту я так ненавидел Степана, что не боялся ничего на свете.
— Ну, будешь еще?
Я молчал.
Отец покраснел и несильно стегнул меня по руке. Этого я и ждал. Я бросился в свою комнату и заперся на крючок. Я слышал, как отец ходил по комнате и зачем-то передвигал стулья. Потом он подошел к двери.
— Борис…
Я не откликнулся.
— Борис, надо все-таки уметь отвечать за свои поступки. В прошлом году утонули трое, — ты помнишь?
Я молчал.
Отец вздохнул. Снова послышались шаги. Хлопнула дверь. Я вышел из комнаты. Ключ от лодки лежал на столе. Под ним — записка: «Боря, сегодня я приду поздно. Пообедай в столовой». Рядом с запиской лежал рубль. Я подумал, что все-таки люблю отца больше всех на свете.
После обеда я пошел к Севке. Дверь открыла его мать. У нее были заплаканные глаза.
— И этот явился, — сказала она. — Морда опухшая и глаза красные. Или вы вместе были?
— Где были? — спросил я.
— Вот и я спрашиваю: где были? Кто ружье поломал?
— Какое ружье?
— Сам знаешь какое. Говори, — где были?!
— Нигде не были, — ответил я. — Просто на лодке катались.
— Ты к нему лучше не ходи, — сказала Севкина мать.
Севка пришел ко мне только через неделю.
— Ты никому не говорил?
— Нет.
— И не говори.
— А может, лучше показать рыбнадзору это место?