Ли Лань сказала ему, кто она такая и из какой палаты, и добавила, что сегодня выписывается, а здесь ждет мужа, который должен ее встретить. Сторож был по-прежнему не в себе от происшедшего, поэтому он ткнул пальцем во второй силуэт и спросил:
— А это кто?
Подняв мешок, Ли Лань ответила:
— Это вещмешок.
Тут старик облегченно вздохнул. Он обошел свою сторожку кругом и, встав у стены, выгнал из себя оставшееся. Изо рта его доносилось бормотание:
— Чуть не помер со страху, даже портки, твою мать, обмочил…
Ли Лань стыдливо взяла свой вещмешок и вышла из ворот больницы. Она дошла вниз по улице до угла и остановилась у телеграфного столба слушать, как бежит по нему ток, и глядеть на темные ворота невдалеке. На сердце у нее внезапно стало спокойно. Когда с утра она сидела на больничной койке, то ей казалось, что ждет она рассвета. Теперь же, встав на улице, она поняла, что ждет Сун Фаньпина. В ее воображении уже рисовалась его высокая фигура, идущая навстречу.
Ли Лань стояла, не шевелясь, и ее неподвижный тощий силуэт наводил на людей страх. Какой-то мужчина шел по улице. Только подойдя метров на десять, он заметил ее, испугался и осторожно перешел на другую сторону — от греха подальше. Всю дорогу он оборачивался и мерил Ли Лань взглядом. Другой наткнулся на нее, завернув за угол, и задрожал с испуга. Потом он обошел Ли Лань, изображая хладнокровие, но плечи его все еще вздрагивали, и она не выдержала и рассмеялась тихонько. Этот смех женщины-привидения совсем выбил беднягу из колеи: он побежал сломя голову прочь.
Только когда рассвет озарил улицы, Ли Лань перестала играть в привидение. Она по-прежнему стояла на углу, но начала понемногу вновь превращаться в человека. Едва улицы принялись оживать и наполняться людским гомоном, она взяла вещмешок и вернулась к воротам. В этот момент началось ее настоящее ожидание.
Всю первую половину дня Ли Лань стояла, заливаясь краской от переполнявших ее чувств. На улицах вокруг реяли красные флаги и звучали лозунги, поток демонстрантов не иссякал ни на минуту. От этого летняя жара становилась еще более удушающей. Больничный сторож узнал Ли Лань, что еще до рассвета напугала его своим чудным видом так, что он обмочил с перепугу штаны. Он увидел, с каким волнением она провожает глазами каждого человека в толпе демонстрантов, каждого, кто проходил мимо. Возбуждение Ли Лань вливалось в общее возбуждение, царившее на улицах, словно ручей в реку. Ее глаза с воодушевлением искали в возбужденной толпе Сун Фаньпина. Сторож заметил, что стоит она уже долго, и подумал, отчего это никто не приходит за ней. Тогда он подошел с вопросом:
— Когда твой муж придет-то?
Ли Лань обернулась:
— В полдень.
Услышав ее ответ, сторож, мучимый сомнениями, пошел на проходную посмотреть на настенные часы. Еще не было и десяти. Он подумал, что в мире чего только не бывает: женщины в такую рань выходят ждать мужиков, которые появятся только к обеду. Потом он смерил Ли Лань взглядом с еще большим интересом и стал спрашивать себя, как долго не касалась этой женщины мужская рука. В конце концов он не выдержал и пошел к Ли Лань с вопросом, сколько она не видела своего мужа. Ли Лань ответила, что уже больше двух месяцев. Сторож заржал и подумал, что ежели она за два месяца так извелась, то, видать, эта низенькая сухонькая женщина на самом деле внутри та еще оторва.
К тому моменту Ли Лань стояла на улице уже шесть часов. Во рту у нее не было и росинки, но она по-прежнему светилась от счастья. По мере приближения полудня ее волнение и возбуждение близились к пределу. Ее взгляд буравил проходивших мимо мужчин, как гвозди. Пару раз, увидев кого-то, похожего на Сун Фаньпина, она поднималась на цыпочки и принималась махать рукой, заливаясь горячими слезами. Хоть эти приступы радости и проходили в одно мгновенье, она продолжала оставаться все такой же возбужденной.
Наступил полдень, а Сун Фаньпин так и не появился. Вместо него появилась его сестра. Обливаясь потом, она выпрыгнула из автобуса и побежала к воротам больницы. Увидев Ли Лань, женщина закричала от радости:
— А, ты еще здесь!..
Отирая лоб, сестра Сун Фаньпина принялась стрекотать про то, как она всю дорогу боялась не успеть. Она даже хотела развернуться и поехать на автовокзал, хорошо, что все обошлось. Говоря это, она протянула Ли Лань пакет «Большого белого кролика» — для детей. Ли Лань взяла пакет и спрятала в вещмешок. Она молча кивала и улыбалась сестре Сун Фаньпина, продолжая бросать невольные взгляды на прохожих. Сестра Сун Фаньпина принялась вместе с ней разглядывать проходивших мимо мужчин, не понимая, куда запропастился ее брат. Показав на часы, она сказала Ли Лань:
— Уже должен был бы прийти. Почти час дня.
Вдвоем они простояли у ворот больницы полчаса, пока сестра Сун Фаньпина не сказала, что больше не может ждать и ей пора возвращаться на работу. Перед тем как уйти, она стала успокаивать Ли Лань, говоря, что Сун Фаньпин наверняка застрял в пробке. Еще она сказала, что человеку и тому трудно протиснуться сквозь толпу, что уж тут говорить о машине. Договорив, женщина поспешила прочь, чтоб вскоре вернуться обратно со словами:
— Если не успеете на вечерний автобус, приезжайте ко мне переночевать.
Ли Лань осталась стоять у ворот. Она поверила тому, что сказала сестра Сун Фаньпина — что муж стоит в пробке, и ее глаза продолжили нервно ощупывать лившихся непрерывным потоком мужчин. Время шло, Ли Лань начинала чувствовать себя все более усталой. От голода и жажды у нее совсем не осталось сил стоять, и она опустилась на ступеньки проходной, прислонясь к дверному косяку. Ее голова была по-прежнему высоко поднята, а глаза по-прежнему вглядывались в даль. Старик из проходной посмотрел на свои настенные часы: было уже больше двух. Тогда он сказал Ли Лань: