Все были согласны вписать его в восьмой пункт. Только я был против, но руку все же поднял. На это ничтожество мы потратили целый час! Бай Драго с чувством пожал мне руку и сказал, что я человек принципиальный.
Собрание кончилось. Я шел по улице один, злой и недовольный собой. Оказывается, все, что я делал до сих пор, было против моих убеждений. Даже бай Драго и тот оказался сильнее меня. Хорошо, включили Масларского в пункт восьмой. Пусть себе там красуется, может, и спасем его.
Мне некуда было идти. Коллеги мои ушли в закусочную. Меня приглашали, но я отказался. Не имею я права на веселье, потому что негодный я человек. У меня нет права даже напиться…
Сезон любви миновал, и я мог теперь быть спокоен. Шел к концу июнь. В июле молодые люди отправятся к морским пляжам, а мы, старики, будем гонять по дорогам ветер. Это хорошо, если есть здоровье.
Ночь стояла тихая, спокойная. В траве мелькали светлячки. По небу в сторону Фракии плыли облака. Может быть, и они спешили к морю? Летняя ночь настраивала меня на мечтательный лад. Сесть бы на какую-нибудь скамейку… Сейчас самое время для размышлений, особенно после бурного заседания. Постепенно я успокоился, решив, что не стоит из-за какого-то мальчишки тратить столько нервов.
Время от времени налетал легкий ветерок, березы начинали тихонько шуметь, словно хотели меня приласкать. Разомлев, я начал мечтать о женской ласке. Вспомнилась молодость, и мне стало грустно при мысли об улетевших годах. Кажется, что я и любви-то никогда не знал. Кто теперь будет обо мне заботиться?
Подходя к гостинице, я поймал себя на мысли о том, что мне не хочется идти в комнату, особенно если брынзу еще не убрали из подвала. Лучше прогулять всю ночь под звездами и облаками и поспать на деревянной скамейке в парке.
У входа было темно. Лампу, висящую у дверей, уже погасили. Директор, видно, ушел — в окнах его кабинета тоже темно. Молчит телефон, печати с чернильницей отдыхают после дневных трудов. Наверное, и горячую воду перекрыли, не говоря уже о душевой, которая работает лишь по субботам. Ну ладно, решил я, ополоснусь под холодным душем, как это делают молодые.
Я уже был возле входа, как вдруг меня кто-то окликнул. Обернувшись, я увидел сидящего на лавочке у входа в гостиницу Гнома. Он помахал мне ручкой, приглашая посидеть с ним. Я заколебался, но он настаивал:
— Присядь, присядь на минутку… Ты только посмотри, какая ночь!..
— Да, ночь хорошая. Звездная.
Он подвинулся, давая мне место, и спросил, где я был. Я ответил, что был на собрании, а он вдруг мне выпалил, что у него здесь, в гостинице, свое собрание было. Большие неприятности…
Я удивленно посмотрел на него.
— Свалилось, брат, на мою голову одно происшествие… Такая досада…
— Что же случилось?
— Арестовали Масларского, молодого…
— Что ты говоришь! — вскочил я со скамейки.
— Честное слово, застукали тут его с одной в комнате… Сейчас оба в милиции.
У меня в горле пересохло. Язык не поворачивался спросить, кто она.
Гном, словно прочитав мои мысли, сказал:
— Нет, не библиотекарша, какая-то другая. Кажется, в бухгалтерии работает.
— Молодая? Старая?