Они сели на канапе и, с их почти одинаковыми лицами, молча смотрели друг на друга.
*
Послышался голос одного из них, прошептавший:
«Видишь, никого нет».
И рука указала на кровать без постельного белья, на пустые вешалки для одежды, на пустой стол: тщательная пустота незанятых комнат.
Затем, на моих глазах, эта рука начала дрожать как лист. Я услышал биение моего сердца. Раздались голоса.
«Мы одни… Нас не видели.
— Подумать только, мы впервые одни.
— Однако мы всё время знаем друг друга…»
Раздался тихий смешок.
Казалось, что для них необходимо было это уединение, первый этап тайны, к которой они шли вместе. Они скрылись от других; они освободились от окружавших их других. Они создали защищённое уединение. Но было ясно видно, что, однажды найдя это уединение, они не знали, чего же ещё добиваться.
*
Тогда я услышал лепет, произнесённый со значительным содроганием, почти отчаянием, почти рыдание:
«Мы очень любим друг друга…»
Потом раздалась произнесённая с трепетом, подбирая слова, нежная фраза, неуверенная, напоминающая очень маленькую птичку:
«Мне хотелось бы любить тебя больше».
Видя их настолько приближенными друг к другу в этом тёплом окружающем их сумраке, который скрывал их возраст, отражённый на их внешности, можно было подумать, что видишь двух любовников, которые льнут друг к другу.
Два любовника! Они и мечтали стать ими, не зная, что это такое.
Одним из них было произнесено это слово: впервые. Впервые им представлялось, что они были одни, хотя они жили рядом.
Это, возможно, даже несомненно, впервые, когда два друга детства хотели выбраться из дружбы и из детства. Эго впервые, когда жажда желания удивляла и тревожила два сердца, которые спали вместе…
*
В какой-то момент они поднялись, и тонкий луч солнца, тянувшийся над ними и падающий к их ногам, осветил их внешность, залил светом их лица и волосы таким образом, будто их присутствие осветило комнату.