— Оставлю только голову! И руку! А остальное… Вот! Вот! Вот! Сделаю бифштексом! И тебе, гадина троцкистская, скормлю!
— Я ни в чем, ни в чем не винова-а-а-ат!! — вопил Мейерхольд.
— Ты винова-а-а-ат! — ревел Родос. — Ты — скрытый враг народа!
Толпа одобрительно закричала и зааплодировала. Немногочисленные выкрикнули: «Позор!» — но их быстро выхватила из толпы полиция. Родос размахивался, слегка замедленно бил и рычал. Мейерхольд вопил, трясясь и суча голыми ногами. Человек с мегафоном повторял свой текст для вновь подходящих. Так продолжалось два часа и сорок две минуты.
Три запотевших пластиковых цилиндра с нефильтрованным. Сросшиеся скворцом брови официантки-узбечки. Два шашлыка. Один салат «Цезарь». Три порции помфри с кетчупом.
— Поль, а я, в натуре, не вдуплил, что ты незамужняя! — вороний нос Мейерхольда потно нависает над пивной пеной.
— И даже неразведенная… — глядя в смартфон, Поля из цилиндра отхлебывает.
— А я сразу догадался! — Родос жадно пьет, рыгает. — Ой, пардон…
— Сто двадцать пять уже, — Поля лайки считает пенными губами. — Нет, сто двадцать восемь!
— Поперло! — Мейерхольд шашлык жует.
Его узкое, носатое, смуглое, жилистое лицо. Большие глаза. Бисер пота на перекатывающихся желваках скул. Слипшиеся смоляные кудряшки.
Широколицый, лысоватый, белокожий Родос. Сует сигарету в лиловый маленький рот:
— Хорошо у вас на Арбате.
— Сто тридцать, ребята! — Поля смеется радостно. — Нет, ну это круть!
— То ли еще будет, — Родос помаргивает русыми ресницами, и щеки его быстро розовеют.
— Нет, ребята, я не смаю, не сваю… — пьяновато простонала Поля. — Я борела, брушала… Меня давно так ничего не восляло! Это круче товартра, урартра. Вы такие… Ну… Вощные!
— Вощные! А? — Мейерхольд шлепнул Родоса по пухлому плечу.
— Вощные! Хрощные! — быстро моргал захмелевший, розовый Родос.
Его желтая майка с китайской надписью. Белого шелка безрукавка Мейерхольда.
— И ты прям все время фросмояла? — Мейерхольд в упор буравил черными глазами.
— А куда мне с убопром? — Поля двумя пальцами боднула стоящий возле столика чемодан. — До метро не жолесть, не дулесть. Ну, и потом… — она глаза закатила. — Вы же меня волосили?
— Ртуто! Ты стояла, хрустела на нас, на сцас?