Его суровый взор был обращен на воинов, стоявших на площади. Улыбка блуждала по его лицу. Он испытывал большое удовлетворение, видя перед собой столько взволнованного народа, таких отважных воинов! То и дело посматривал на небо, не прекращается ли дождь. Но понимал, что такому празднику дождь не помеха.
Кто-то из его помощников услужливо поднес вождю длинный плащ — неудобно ведь мокнуть под дождем, — но он строго глянул на помощника, затем перевел взор на колонны промокших воинов — и махнул рукой: мол, не надо, вон солдаты и офицеры мои стоят под дождем без плащей, и я, их великий вождь, тоже постою без плаща.
Мы заметили этот жест и были в восторге — какой великий полководец командовал нами! — сама скромность и доброта! Пожалуй, не меньше Суворова любит своих солдат. Это он привел страну к победе. Окончилась война, теперь мы разойдемся по домам, к мирному, созидательному труду, возьмемся дружно и восстановим нашу страну, сделаем ее еще краше, богаче. Залечим раны, и начнется новая жизнь. Весь мир нам позавидует…
Бьют Кремлевские куранты. Трубачи трубят: «Слушайте все!»
Наступает торжественная тишина на площади. Из Спасских ворот выехал на белом коне маршал Жуков, слышен цокот конских копыт. Навстречу несется на вороном коне командующий парадом Рокоссовский. Застыли в торжественном напряжении колонны всех двенадцати фронтов. Все следят за необычной церемонией. Сталин чуть придвинулся к барьеру трибуны и наблюдает за двумя прославленными маршалами, которые встретились в центре площади, перед мавзолеем. На губах Сталина появилась улыбка, заиграла на седых усах, которые вождь то и дело слегка пощипывает. Его лицо выражает полное удовлетворение. Он доволен своими солдатами, пристально смотрит на взволнованных маршалов — Жукова и Рокоссовского.
Вождь любуется героями Отечественной войны, слушает внимательно, как Рокоссовский отдает рапорт принимающему Парад Победы и как Жуков провозглашает здравицу в честь воинов-победителей.
Громовое «ура!» катится по Красной площади, всеобщий восторг нарастает с новой силой, гул носится, как разбушевавшееся море.
Дождь, как на грех, все усиливается, но какое это имеет значение для присутствующих — еще никогда здесь не было такого триумфального праздника — может, с 1812 года.
Да, отныне в стране начнется новая эра. Народ не будет знать о голоде и нужде, люди станут счастливыми. Никогда не померкнет слава победителей. Они будут пользоваться особым вниманием и почетом.
Жуков закончил свою проникновенную речь, произнесенную на высокой трибуне. Снова прогремело могучее «ура!» Полуторатысячный сводный оркестр грянул церемониальный марш, дирижирует прославленный военный дирижер генерал Чернецкий…
Затихает марш. Слышна дробь барабанов. Это шагает по площади колонна суворовцев. Вот двинулась необычная колонна. Двести солдат. Они несут приспущенные флаги и штандарты разгромленной фашистской армии, несут штандарт, под которым Адольф Гитлер намеревался выйти на Красную площадь, когда его воинство возьмет столицу…
Под гул барабанов солдаты с захваченными в боях вражескими знаменами и штандартами, приближаясь к мавзолею, замедляют шаг, поворачиваются вправо и швыряют трофеи к подножью мавзолея…
Идут и идут стройным чеканным шагом колонны за колоннами.
Мы проходим с обнаженными саблями мимо трибуны, исполненные невыразимой гордостью оттого, что дожили до этого славного дня.
Гремит медь огромного оркестра. Сечет дождь, но все же радостно и приятно на душе. Мы твердо чеканим шаг. Гордо шагаем по Красной площади, мимо трибуны мавзолея и смотрим на невысокого человека с седыми усами, с помятым землистым, усталым лицом. Он улыбается, машет нам рукой. Кажется, он взглянул на меня пронизывающим взглядом…
И я очнулся. Открыл глаза. Где я нахожусь? Почему мне так душно? Нечем дышать. Хочу двинуться, но не могу, стою в этом адском ящике и не могу повернуться. Как я сюда попал? Кто меня тут заточил? Так это был сон? Мне это все почудилось?!.
Да, я вспомнил. То было давно, а теперь я заключенный, узник, меня затолкнули в живую могилу, и мне почему-то вдруг пришел на память незабываемый Парад Победы… Только что он прошел перед моими глазами. Мне улыбнулся вождь. Как же он это допустил? И я снова подумал, что Сталин не знает, что в стране творится, от него тщательно все это скрывают. Если бы ему можно было сообщить, рассказать, что вокруг творится!
Стены этого чудовищного здания все скрывают. Никто никогда не узнает, какие преступления тут совершаются. Здесь были разбиты сотни тысяч человеческих судеб. Вероятно, и меня ждет такой же конец. Я погибну, и никто никогда не узнает правду о моей смерти. Здесь никто не говорит, никто ни за что не отвечает. Даже через годы родные, друзья, близкие не смогут отыскать моей могилы.
Скажут: «Он был врагом народа…»
«Если враг не сдается, его уничтожают».
Вокруг было тихо как в могиле. И вдруг послышались шаги. Дверь медленно открылась, и я, словно в тумане, увидел надзирателя. Он окинул меня сердитым, мрачным взглядом и негромко пробурчал:
— Ну, контра, вылазь. Кончай отдыхать…