На столе грозно задребезжал телефон. Следователь снял трубку.
— Слушаюсь… Так точно… Будет немедленно сделано… Так… Понял. Все понял… — и нервно повесил трубку на рычаг.
Майор тяжко вздохнул, словно завершил непосильную работу. Поднялся резко с места. Застегнул китель на все пуговицы и кивнул мне, чтобы я следовал за ним к выходу.
Провел меня по коридору, остановился у небольшой ниши. Тут же, как из-под земли, выскочил надзиратель, взял под козырек, сразу понял, что от него требуется. Открыл дверь знакомого мне «боксика-гроба» и толкнул меня внутрь.
Дверь мигом захлопнулась, прижав мне грудь.
«Начинается все с начала…» — мелькнуло в голове. С каждой минутой становилось все тяжелее дышать. Надо крепиться, все выдержать, не подавать вида, что тебе трудно. Нельзя ни на минуту расслабляться. Это лишь в первое время тяжко, страшно. Привыкнешь немного, и становится немного легче переносить издевательства, угрозы, обиды, унижения, страх. Покажешь, что ты не тряпка, что ты умеешь мужественно вести себя, и они начинают относиться к тебе осторожнее. Они ведь все время присматриваются к тебе, принюхиваются, ищут слабые стороны.
Я уже тут все испытал, побывал в «гробах», подвале, боксах. Было мучительно трудно, мерзко, но мужественно держался.
Теперь не так страшно, как в первое время.
Меня поддерживали стенки «гроба». Мог бы даже закрыть глаза, вздремнуть минутку, но свет бил в глаза.
Нервы были натянуты до предела. Я напрягал слух, стараясь уловить, что происходит за этим деревянным мешком, за живой могилой, но вокруг стояла мертвая тишина.
Странные мысли затуманили голову. Я себе не представлял, что творится по ту сторону этого страшного здания. Неужели уже нет закона, советской власти, ее сменили бездушные палачи, которым все позволено? Должно быть, эти мерзкие служаки, которые издеваются над невинными людьми, все скрывают от вождя и он не знает, не ведает, какие преступления они совершают, какие провокации чинят? Знал бы он, великий и мудрый, разве допустил бы такое?
О, раздобыть бы несколько листиков бумаги и написать ему, рассказать бы, что они себе позволяют! От него, видать, все скрывают. Он занят большими государственными делами, а ему лгут… Неужели он никогда не узнает правду и не остановит произвол? Не может же такое вечно продолжаться…
Отяжелевшая голова опустилась на грудь, и я задремал.
И почудилось мне, что я вышел на волю. Хожу по вечернему Киеву, залитому электрическим светом. Из раскрытых окон домов льется музыка симфонического оркестра. Вспомнил далекое летнее утро 24 июня 1945 года. Незабываемый, счастливый день в моей жизни. Москва. Красная площадь. Скоро начнется знаменитый Парад Победы. Мне выпало великое счастье быть участником этого исторического события. Около месяца назад специальный воинский эшелон, украшенный красными знаменами, транспарантами, цветами привез нас в Москву из Германии, где недавно отгремели последние бои.
Победа! Великая Победа над немецко-фашистскими ордами!
Целый месяц, не зная отдыха и передышки, мы готовились к Параду. И вот настал этот торжественный час. Мы вышли на площадь. Как назло, с самого утра зарядил дождь. Перед мавзолеем выстроились колонны, участники Парада со своими боевыми знаменами. Дождь не мог погасить наше радостное настроение. Наша колонна второго Белорусского фронта стояла перед самим мавзолеем. Над Спасскими воротами медленно двигались стрелки часов. Тысячи гостей со всего мира заняли места вдоль Кремлевской стены. Мы мокли под дождем и с нетерпением ждали начала церемонии. Взоры были обращены к мавзолею. Еще немного, и на трибуне появится великий вождь, которому мы беспредельно верили, на кого всю войну надеялись.
Я стоял в первом ряду нашей роты и с трепетом ждал этого момента. Ведь до сих пор я еще ни разу не видел живого Сталина, только его изображения на фотографиях и в бронзовых изваяниях, гипсе, камне. Каков он — человек, перед которым все преклонялись, кого боялись? Я был одет в парадный мундир, в стальной каске, с клинком на боку, как все наши офицеры. На площади выстроились полки всех фронтов, сражавшихся на необъятных полях сражений. Впереди стояли знаменосцы с овеянными славой боевыми знаменами. Четыре года мы ждали этого часа. Наконец-то исполнилась самая большая, заветная мечта фронтовиков, всего народа. Казалось, отныне воцарится вечный мир и никогда больше не возникнут войны, не поднимет голову фашизм. Отныне люди станут добрее, лучше, душевнее. Человеческая вражда, злость, подозрительность, кровавые конфликты, все плохое уйдет в область предания, забудется кровавое прошлое репрессии, аресты, расстрелы невинных людей, наветы, клевета, доносы, беззаконие, несправедливость…
Мы стояли перед нашей святыней, Кремлевской стеной и мавзолеем. А дождь не переставал. Спасибо каскам, которые нас немного выручали от дождя. Но все равно мы промокли насквозь. Но не беда! Праздник-то какой!
Скоро, еще немного и стрелки курантов приблизятся к десяти. Скоро начнется Парад Победы!
Загремела бурными аплодисментами вся площадь. Появился на трибуне мавзолея маленький человек в мундире генералиссимуса. Вот впервые я его увидел живым, подвижным, улыбающимся. Нет, он не выглядел богатырем, красавцем, каким его изображали в кино и на огромных полотнищах, в скульптурах — невысокого роста, коренастый человек, с седыми усами, суровым лицом, с черными, чуть прищуренными глазами. В моем представлении «мудрый вождь и отец народов» должен выглядеть бы выше ростом, более внушительным и не таким старым. Я увидел до обидного простого, земного человека и, кажется, был немного разочарован…
Поднявшись на трибуну, он вскинул руку, помахал, вызвав этим восторженные аплодисменты, бурю приветствий. Добродушная и какая-то суровая улыбка бродила по его лицу. Он остановился посреди трибуны, по обеим сторонам выстроились его соратники, почти все в одинаковых шляпах, а генералы и маршалы в защитного цвета плащах-дождевиках. Такие плащи высшие чины носили в последние месяцы войны на фронте.
Один он — генералиссимус — стоял без плаща, в своем сверкавшем кителе и высокой фуражке, которая делала его несколько выше, да и не очень привычно сидел на нем новый мундир.