Девушка колебалась.
— А ты?
Он сел на ее место.
— Мне спать десять суток подряд. — Он слегка надавил ей на плечо. — Спи. Чего ты будешь мучиться? Сними туфли. Видишь, все спят разутые.
Девушке села на край шинели.
— Хорошо. Мы будем спать по очереди. — Она застелила вещмешок своим платком. — Потом ты. Но обязательно меня разбуди. Чтоб было все честно. Ладно?
— Разбужу, — пообещал он.
— Как жестко! — Девушка ерзала под плащ-палаткой. — Это ничего, — поправилась она. — Главное, можно вытянуть ноги. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
Странно было слышать и говорить самому это «спокойной ночи». Он усмехнулся и привалился боком к вздрагивающей стенке вагона.
Когда девушка начала дергать его за гимнастерку, и он открыл глаза, он не сразу все сообразил. Шея у него затекла и ныла.
— Это нечестно! — громким шепотом говорила девушка. — Я так не хочу.
Он потер шею, соображая, что нечестно.
— Почему?
— Почему ты меня не разбудил?
На шинели оставался еще кусок места. Игорь посмотрел на девушку сверху, встал к ней, подоткнул под нее плащ-палатку и лег на шинель.
— Спи и ты. Еще ночь. — Девушка хотела было сесть, но он удержал ее. — Спи, тебе говорят.
Девушка все-таки села.
— Не надо так грубо.
Тогда он приподнялся, неожиданно для нее поцеловал ее в щеку — девушка отпрянула, но он сразу же смирно лег и закрыл глаза.
Девушка сидела, сидела, потом, плотно завернувшись в палатку, легла, и он совсем рядом чувствовал ее плечо и бедро. От этого заснуть было трудно, но перед Калязиным ей пришлось его расталкивать.
С вокзала они шли вместе и почти не разговаривали, наполненные необычным для каждого чувством, которое пришло к ним ночью в грохочущем, набитом людьми вагоне. Ночь протянула между ними какие-то нити, и их нелегко было сразу порвать, хотя, они знали это, они должны были расстаться.