Дверь распахивается. Борька выскакивает красный, потный, как из бани, на ходу застёгивая и приводя в порядок штаны.
- Куда?! Назад! - вопит бабка Лизиха. - Семён, хватай его!
Но Борька уже накинул куртку, шапку в охапку и был таков.
- Ну, погоди, подлец, я тебя завтра ещё раз выпорю! - кричит она вслед беглецу.
- Хозяйка, мне можно идтить? - равнодушно осведомляется Семён.
- Иди с богом, спасибо тебе, - говорит бабка Лизиха.
- А вожжи брать ай здесь оставить?
- Зачем - здесь? - сразу не может понять старуха.
- Вы же ещё завтра его посечь собирались.
- Ну, когда понадобится, тогда и принесёшь. А то дедушка увидит, рассердится, скажет: «Что у вас здесь - конюшня, что ли?» Иди, иди. Когда нужно, опять принесёшь.
- Мне что, я принесу, - отвечает Семён и уходит.
На следующий день всё пошло по-старому, как будто вчера ничего и не случилось. Борька с утра явился на занятия. Отцу, конечно, он ничего не сказал. Да и о чём говорить? Петуха снежками гонял? Гонял. Бабке Лизихе в живот с разбегу ткнулся? Ткнулся. Кто же виноват, что выпороли? А начнёшь отцу рассказывать, пожалуй, ещё добавит горячих по тому же самому месту. Нет, уж лучше молчать.
Бабка Лизиха тоже молчит. Всё это она, конечно ещё припомнит, но только не теперь, а в другой раз к удобному случаю.
Во время перемены к Боре подходит его лучший друг - Колька.
- Ну как, ничего, сидеть можно? - сочувственно осведомляется он.
- Ничего. Сегодня можно, - мрачно отвечает Борис. И тут же добавляет: А Митьке я всю рожу разобью! Ишь какой услужливый. Погоди у меня, дождёшься!
- Возьмём в работу, - охотно соглашается Николай.
Перемена кончается. Мы все вновь берёмся за дела.
Я, со своим робким характером, даже не мог себе представить, как можно у бабки Лизихи дурачиться, озорничать, не боясь, что она накроет и отдерёт, как Сидорову козу. Такие удальцы казались мне чудо-героямд. И первым из них был, конечно, Коля.
Стойло только Лизихе хоть на минуту отвернуться, он обязательно выкинет какую-нибудь штучку. То соседа щипнёт, так что тот подпрыгнет как ужаленный, то сам вдруг вскочит со своего места, вытянется в струнку и отдаст бабке Лизихе честь. Да при этом ещё такую рожу скорчит, что ребята не удержатся и фыркнут.
- Что за смех, в чём дело?! - грозно окрикнет Лизиха, быстро оглядываясь по сторонам.
Но все сидят, опустив носы в книжки и тетрадки. А виновник происшествия прилежно учит грамматику или закон божий. Лицо у него такое тихое, углублённое в своё дело; уж никак не подумаешь, что имен он-то и есть всему причина. «Но что, если Лизиха вернётся в тот момент, когда он с глупой рожей становится перед ней во фронт, что тогда будет?» И при одной этой мысли у меня мурашки пробегают по коже.