Аррек, как всегда, глядел в корень. Даже когда просто пытался неудачно сострить.
Люди, не просто запихивали нас в абстрактный образ своих подавленных желаний. Чтобы втиснуть кого‑то в рамки собственных представлений, надо эти представления иметь. И желательно – представления, более‑менее общие.
– Учитель, вы когда‑нибудь слышали о понятии “архетип”?
– Что? – Взгляд полночной синевы на мгновение затуманился, когда он прочесывал информационное поле в поисках необходимой информации. И нашел. – Ах, ты думаешь?..
– Не уверена, что слово “думать” вообще применимо к моей персоне, – желчно заметила я, – но эта концепция предоставляет удобный понятийный аппарат для моделирования сложившейся ситуации.
Он скользнул с бескостно‑рваной грацией Изменяющегося, опустился на пол у моих ног, положив голову на ветку рядом с моим коленом. Поза расслабленная, но казавшаяся очень властной. Я рассеянно провела пальцами по густой черно‑черной гриве, когтями расчесывая мягкие пряди.
– Возможно. Сны – территория архетипов по определению. Допустим, мы имеем материализовавшийся архетип… Что‑то воплотившееся из их снов, сказок и фантазий… Антея, мне уже страшно. – Он чуть отодвинулся, чтобы поднять голову и внимательно посмотреть на меня снизу вверх. И в лице древнего не было ничего хоть отдаленно напоминающего страх. – И знаешь, Valina, во всей этой истории меня радует лишь одно.
Я вопросительно вскинула ухо, потакая его страсти к театральности.
– Да?
– То, что твоя мать именно сейчас решила прогуляться в Ауте. Подумать страшно, как обернулась бы ситуация, вздумай Даратея‑тор взять ее в свои руки!
Я фыркнула, зашелестела крыльями. Затем вновь сгорбилась.
– Учитель, я так устала. Я уже ничего не чувствую, ни о чем не думаю, кроме одного: скорее бы все это кончилось. Скорее, скорее… Ну сколько можно?
Он мягко прикоснулся к золотистым прядям.
– Осталось совсем немного. И… Ты ведь не сегодняшнюю ситуацию имеешь в виду?
– Да. Нет. Не знаю. Сколько еще до совершеннолетия Лейруору?
– Ш‑шш. – Древний обнял меня так осторожно, будто в любой момент ожидал получить когтями по физиономии. – Лет двадцать. Может, двадцать пять. Совсем чуть‑чуть.
Закрыла глаза, принимая прикосновение и это слабое утешение.
– Я устала. – Тон капризного ребенка.
– Я знаю. Потерпи еще немного.
Но я уже отстранилась, вскочила на ноги, полная энергии, не находящей выхода и потому выплескивающейся в резких движениях и смазанной мимике.
– Арреку это не понравится. С собой я его взять не могу, а отослать, как северд, – тоже.
– Я займусь этим.
– Хорошо. – А затем скорее для него, чем для себя: – Если хочешь, чтоб что‑то скорее закончилось, – поторопи события.
И не попрощавшись, не удостоив его никакими напутственными указаниями, вылетела за дверь. Раниэль‑Атеро, он на то и Раниэль‑Атеро, чтобы в приказах не нуждаться. Сам справится.
* * *
На выходе меня поджидала еще одна фигура. Третий адресат, получивший сен‑образ и явившийся за ценными руководящими указаниями. Или чтобы дать эти самые указания мне? Иногда трудно определить разницу.
Мой Великий Визирь (Визиря? Визирьша?) на этот раз облачилась в длинное, воздушными складками разлетающееся платье в дарайском стиле. Я дернула ушами, отметив, что она облачена не в свои цвета, а в какие‑то произвольно выбранные. Метры и метры светло‑голубого, с металлическим отливом материала, окутывающие фигуру с шеи до пяток, создавали ощущение большей наготы, чем если бы на ней не было надето вообще ничего. В прорезях, распахивающихся при каждом движении, мелькало шоколадно‑золотистое кружево белья и зеленоватая кожа, крылья окутывали все это великолепие мерцающей дымкой.