Таэл на всякий случай проверила, не замыкал ли он шествие. Нет, нёсший их яркое шестицветное знамя замыкающий заехал в распахнутые ворота и сдал полотнище на руки специальным людям. Те унесли его чинить и вытряхивать дорожную пыль, а Ратвис так и не объявился.
Заглядывающие в храм хихикающие подружки, которые, видимо, именно за этим и приходили — посмеяться над зазнайкой — добавляли изрядное количество масла в огонь её отчаяния. И она готова была вот-вот разразиться слезами. Целым потоком слёз. А слёзы Таэл не любила.
— Ну, что? Дохвасталась? — спросила её Таэл, чувствуя, что корсет на девушке сегодня затянут туже прежнего.
— Его, нет, моя Богиня! Нет! — её голос тонул в шуме, доносившимся с площади через распахнутые двери.
— А ты, конечно, уже заняла очередь к жрецу? — спросила Таэл, краем глаза рассматривая первые парочки, которые забежали в храм по-быстренькому пожениться.
— Ты тоже смеёшься надо мной?
— Ты сама виновата! Придумывала, хвасталась на всех углах.
— Говорят, если то, чего хочешь больше всего в жизни представлять уже случившимся, оно обязательно случится!
— Боги всемогущие, какое мракобесие! Это кто ж тебе такую глупость сказал?
— Люди говорят, а им сказали человеки! Некоторые из них приходили в дальние селения. Приехавшие девушки такое про них рассказывали! Говорят, у них железная кровь и у всех одинаково красная, хотя люди есть и с ржавыми волосами, и с темными, и с совсем светлыми. И те, что приходили, были белолицые, но есть среди них и темнокожие как закопчённые чугунки и даже жёлтые.
— Моя Богиня! — склонился жрец перед мраморной статуей, протягивая бумагу. — Изъяви свою волю!
— Погоди-ка, — сказала Таэл, выбираясь из девушки.
Она на секунду задумалась. Плюнуть на этот жёлтый пергамент? Тогда её знак расползётся по нему белым пятном. Или приложить кольцо? На этот случай ей выдали большое медное кольцо с её именем. Плевать было веселее. Но она потёрла о ткань платья перстень и приложила к бумаге. Запахло палёным и на протянутом свитке стали видны выжженные «стрелочка» и «крестик». Она ещё немного полюбовалась твореньем рук своих под радостные вопли брачующихся и хотела вернуться к девушке, когда прямо у ворот храма услышала конский топот и радостные приветствия:
— Ратвис! Ну, наконец-то! Мы думали, ты всё веселье пропустишь! Посмотри, какие аппетитные сыроежки тебя тут заждались!
— Да, да, — что-то рассеяно отвечал он друзьям, и, спрыгнув с коня прямо у ворот, вбежал в храм.
— Моя Богиня! — он упал на колени перед мраморной статуей и с его шеи свесился подаренный Таэл кулон.
— Вообще-то я здесь, — произнесла Таэл справа от него.
Он повернулся вправо, склонившись прямо к её ногам.
— Моя Богиня! Я был на её могиле. Я молил о прощении. Это я должен был её защитить, а не она меня, хрупкая нежная бабочка. Она отдала свою жизнь, чтобы я жил.
— Поверь, она ни секунды не жалела о своей жертве, — ответила Таэл, и он словно прислушался.
— Что же мне делать теперь?
— Живи!