Фушар не спеша вытащил трубку и кисет грубой кожи. Я чувствовал, что он предпочел бы оказаться в другом месте.
— Ну-ка, — сказал я, — постарайся припомнить. Не так уж давно это было… Отец исчез десятого, в понедельник, после обеда… Верно? Ладно. Не ты ли видел его последним?
— Нет, я в этом уверен. Эжени… Она видела, как господин граф удалялся по большой аллее. А я копался в гараже. Он был таким, как всегда.
— Во что он был одет?
— Жена не обратила внимания.
— А когда вы забеспокоились?
— Вечером. Это я предложил сюда заглянуть.
Не выпуская трубки, он обвел широким жестом окрестные заросли травы и камыша.
— А плоскодонка? Отец ее брал?
— Нет. Она стояла тут, рядом с пирогой. (Фушар никак не мог назвать лодку байдаркой.)
— А потом? Что ты предпринял?
— Я взял плоскодонку и осмотрел те места, где господин граф часто бывал. Он сидел так же, как мы, и курил, глядя в даль. Он забывал о времени. Но в тот раз его нигде не было.
— Скажи честно, что ты подумал, когда все поняли, что отец в самом деле исчез?
Старик призадумался, снова раскурил свою трубку и сплюнул на землю под ноги.
— Господин граф был свободным человеком, — произнес он наконец.
— Неужели у тебя нет ни малейшей догадки? Послушай… Ты же один из наших. Не заметил ли ты чего-нибудь? Я никому не скажу, но ничего не знать — такая пытка. Может, он должен был с кем-то встретиться?
Старик покачал головой. Это означало не только то, что он ничего не знает, но прежде всего, что он ни о чем не собирается рассказывать. И все же я продолжал допытываться.
— Отец брал машину на прошлой неделе?
— Меня здесь часто не бывает, господин Дени… В таком случае…
— Не мог ли он поехать в Нант?
— Как знать.
Я выждал минуту. Старик решил, что разговор окончен, и встал.