— Тогда мы туда и прогуляемся. У меня имеются для Марии чудесные вести — о милостях, оказанных ее суженому и ей самой.
— Мария будет в восторге, государь, — сказал отец, и Мария с содроганием почувствовала угрозу в его голосе и брошенном на нее взгляде.
Она оперлась на предложенную королем руку и улыбнулась, сверкнув глазами из-под длинных ресниц. Вся его сдержанность и повелительная манера, казалось, растаяли, а на губах снова заиграла мальчишеская улыбка. Мария ощутила, как уже ощущала однажды, что имеет над ним необъяснимую власть, и страхи ее отступили. Возможно, все это сулило ей развлечение, нечто вроде поединка.
— Вы знаете, Ваше величество, когда-то давным-давно отец привез мне прекрасную розу из вашего сада в Гринвиче. Должно быть, у вас там великолепные кусты роз — сплошь розы Тюдоров.
Генрих Тюдор рассмеялся глубоким горловым смехом, и Мария услышала, как облегченно вздохнул отец. «Нет, отец, я вас не подведу, — подумала она. — Вы будете любить меня и гордиться мной».
Когда они вышли на чистый, промытый дождем воздух, она с удовлетворением отметила, что противного Стаффорда нигде не видно.
— Вы великолепно выглядите, Мария, когда голова у вас завита такими мелкими кудряшками. Это что, французская мода?
— Отнюдь, Ваше величество, просто я насквозь вымокла под дождем. Если хотите знать правду, я ездила верхом, лошадь испугалась удара грома и понесла.
Его рука скользнула и обвила талию Марии.
— Наверное, вам нужен мастер, милая, который научил бы вас, как надобно скакать верхом.
При такой явной double entendre Мария покраснела, но не стала перечить ему в том, что являлось его целью.
— Принцесса Мария очень часто превозносила ваше мастерство во всех удалых забавах, государь.
— Правда? Ну да, вы же поначалу были при ней, когда принцесса отправилась во Францию.
— Да, и мне позволили остаться, когда остальным дамам велено было вернуться в Англию.
— Эта проклятая развалина, никчемная пародия на короля возьми да и преставься через три месяца после свадьбы, на которую ушло столько сил и трудов, — нет, какова наглость! — проворчал Генрих, взяв в свою огромную лапищу алую розу в полном цвету. Он поднес цветок ближе, но вдыхал аромат влажных волос Марии. — Все французы шептались между собой, что с юной женой ему не справиться, — так мне докладывали мои шпионы. А я всегда полагал, что милая и покладистая женщина только полезна для здоровья.
Он притянул Марию к себе и сперва нежно коснулся ее губ, а потом обхватил со всем неистовством. Мария холодно уступила, подивившись в душе его смелости — здесь, в розовом саду, среди бела дня! Впрочем, он ведь король.
Он отпустил талию, но теперь схватил обе ее руки и сжал с такой силой, что Марии стало больно.
— Милая Мария, ты не можешь не видеть, какую могучую страсть внушила мне. Я позабочусь о том, чтобы ты ни в чем не знала нужды, чтобы тебя всегда оберегали. Ты возбудила во мне любовь. Ты станешь носить имя Вилла Кэри и, может статься, его детей, но твоя любовь должна принадлежать мне. — Он поднес ее руки к своим губам, разжал ее пальцы, стал целовать ладони. — В таких делах, Мария, король — всего лишь мужчина. Не бойся его. Отдайся ему, и он отплатит тебе вечной признательностью.
Мария заглянула ему в глаза, и ей стало даже неловко оттого, что все это доставляет ей такое удовольствие. Франциск просто брал ее без таких красивых слов.
— Ты понимаешь меня, Мария?
— Да, Ваше величество. Кажется, понимаю.
— Ты подаришь мне свою любовь?