Встретили рыбака, который нес огромную снасть, похожую на ломтик апельсина, увеличенный миллион раз:
— Рыба есть. Снасть хорошая, но не очень. Я знаю места, но поймал от силы килограмм на эту снасть, и то слава богу!
Мне показалось, что рыбак этот — символ моей жизни. Я тоже уверен, что у меня чудесная и ловкая снасть, но рыбы ловлю не больше килограмма. И то слава богу!
Напечатан в «Пр. В.»{223} отрывок из романа «Проспект Ильича».
Известие о смерти Евгения Петрова{224}. Конечно, покойник умер на посту, но я его знал хорошо, и покойный был если и идейный, то преимущественно своего устройства. Странно, но все, кто умеет и страстно хочет устроить свою жизнь советским, легальным способом, или же обычным буржуазным, то от страсти своей погибают. Сейчас скупость заключается не в том, чтоб копить ценности, — золото, бриллианты, а в том, чтоб стремиться их заработать.
6-е [VII]. Понедельник.
Сражение у Александрии. Американцы сообщают, что счастье повернулось в сторону англичан, англичане отрицают.
Болит голова, изредка живот. С трудом прочел пьесу [нрзб.] «В декабре». Вывод: так как нам не позволяется создавать действие внутри нашего быта, т. е. выводить противников, то естественно, что все занимаются партизанами — людьми, прямо в глаза сталкивающимися с врагом. Благодаря этому, думаю, будущий историк переоценит партизанское движение, если положение не спасут генералы, которым тоже хочется прославиться.
Сообщение о возможности поехать мне и Мишке в санаторий. Но ехать надо, в худшем случае, послезавтра. Как же я успею? Не в собирании вещей, а в психологической подготовке к отъезду.
К Петровым{225} ходят посетители: были Лежнев и Алимджан{226} и другие.
7-е [VII]. Вторник.
Сборы в Шахмордан. Телеграмма из «Нового мира» о получении романа{227}. Ужасающая по мрачности сводка: немцы у Воронежа. Видимо, они идут на Саратов, чтобы перерезать Волгу и все железнодорожные пути, соединяющие нас с Востоком и Кавказом. Жена Е. Петрова высказала вчера обиду, что я не выразил ей сожаления об убитом муже. Очень ей важно! Просто это лишний повод к тому, чтобы показать, какой я подлец. То-то будет разговоров о дезертире, трусе и сластолюбце, когда я уеду в санаторий.
Так оно и случилось. Вечером Тамара мне сказала, что Петрова жаловалась пришедшим к ней выразить соболезнование Лежневу и Алимджану, что Всеволод Иванов ее ужасно притесняет и она не может жить в этом доме. Алимджан будто бы ходил в Совнарком, и там Петровой обещали выдать квартиру.
Заседание в «Советском писателе». Болтали, что есть прогнозы: «Сражение у Воронежа не имеет решающего значения. Армия у немцев не та. Ослабели». — «Почему же, если она ослабела, немцы нас гонят». — «Преимущество в вооружении». — «Но оно всегда будет. Ведь у немцев вся европейская промышленность, а наша не увеличилась, а уменьшилась». Молчание. Болотин говорит особым важным жаргоном: «Противник, фланги, группы». Таков же жаргон писателей, как жаль, что нельзя все это изобразить в романе. Петров разбился — упал у Миллерова подстреленный немцами самолет. Янка Купала умер, бросившись в пролет лестницы гостиницы «Москва». Цветаева повесилась! Тренев, Федин, Пастернак, я и другие объявлены дезертирами. Хорошенький цветник. Профессор Беленький, встреченный мною, говорил о своих врачебных прогнозах. Видимо, это самый трудный прогноз. Затем, о «Пятой колонне»:
— В трамвае женщина говорит: «…И сколько они (большевики) ни бились, мы победим». И весь трамвай напряженно молчит. Промолчал и я. Почему?
Маникюрша, еврейка, у которой двое детей, сказала в воскресенье Тамаре:
— Евреев всех надо перерезать. И меня. И моих детей. Если бы не евреи, войны бы не было.
Чисто еврейское самопожертвование. Бедная! Она уже поверила, что война из-за евреев!
Жена Маркиша{228} узнала, что ее детей, живущих в детском санатории в Чимгане, травят дети же. Она пошла туда пешком 95 км. По дороге, в кишлаках, ей не удалось купить ни корки хлеба, ни кружки молока. Крестьяне говорили ей:
— Евреям не продаем, из-за вас война.
Даже если она и преувеличивает, то все равно ужасно!
8-е [VII]. Среда.