Подписал договор с «Советским писателем» на отрывки из «Проспекта Ильича»{229}. Вспомнил, что можно составить книгу моих рассказов, объединив их общей мыслью о неразрывности быта довоенного и военного.
Оказывается, путевки наши в туберкулезный санаторий, где открытая форма туберкулеза. Долго узнают, можно или нельзя ехать? Звонят всем. Уехал какой-то нарком и пропал. Завтра будет «Молния», объясняющая события, но доктор Пуссель сказал, что вся эта долина Шахмордан, в течение долгих лет, заплевана и заражена и что туда ехать нельзя. Вот тебе и на!
9-е [VII]. Четверг.
Сообщение об оставлении нами Оскола. Отказались от санатория. Надежда Алексеевна не хочет ехать в Чимган, т. к. боится появления басмачей. Милиционеры в городе стоят на посту без револьверов, все увезено на фронт. Пришел Канторович с предложением напечатать пьесу «Волшебный ковер» в юбилейном сборнике драматургов{230}. В тот же момент Тамара подала мне письмо от Комитета по делам искусств о моей пьесе{231} — письмо поразительно наглое.
Приходили из киностудии. Разговоры о сценарии. Обещал написать либретто{232}.
10-е [VII]. Пятница.
Немцы двумя потоками идут на Саратов и Царицын. Они уже в ста километрах, судя по сводке, от Сталинградской области. За 10 дней они прошли с боями 200 км, так как именно в этом месте, по-видимому, сосредоточены наши основные силы для похода на Украину, то нельзя ли предположить, что они попытаются устроить нам здесь, в нынешнем году, ту самую «блицкриг»? Канторович сказал, что в Москву возвращаются Вирта и Погодин и вообще все.
11-е [VII]. Суббота.
До полудня страдал похмельем, ибо вчера ночью неслыханно напился с Бабочкиным.
Сообщение Крайнева о том, что фильм «Пархоменко» принят очень хорошо.
Позвонил об этом Лукову, а тот — грустный. Оказывается, приехал Каплер и сообщил, что в прошлую субботу «Пархоменко» смотрел Сталин. До того ему будто бы смотреть было некогда, и он поручил Щербакову на их ответственность выпустить фильм. Они выбросили сцену в тюрьме (которая как раз не понравилась здесь Юсупову {233}), и последнюю сцену — «битву на саблях». Когда я, грустный, сообщил об этом Комке, тот очень довольный тем, что теперь мы получим какие-то деньги, сказал:
— А они знают, наверное, вкус Сталина. Если бы эти сцены не выбросить, картина, может быть, и не понравилась бы Сталину.
Позвонили об этом Тамаре активистки, сидящие в ее комнате, очень обрадовались, не тому, что фильм понравился Сталину, а тому:
— Раз Сталин смотрит картины, значит не все еще пропало.
12-е [VII]. Воскресенье.
Встретил Лукова в столовой. Он не может утешиться: вырезали часть картины. Объявление о перерегистрации. Комка сказал: «Тебя возьмут, потому что всех берут». И точно всех — знакомый Татьяны, слепой на один глаз, и имеющий 60 % в другом — признан годным.
Сообщение о том, что бои на подступах к Воронежу.
Вчера ночью против дома, где живут Погодины, зарезали женщину. Учительница, шла ночью с заседания.
Читал Гофмана «Эликсир сатаны». Понятно, почему мы его в 1921 году избрали своим патроном{234}. Жизнь казалась такой изломанной и развороченной, что хотя бы в литературе мы желали создать порядок и стройность. Самое удивительное, что порядка мы не создали, — да и не могли.
Не знаю, откуда Луков это взял, но он сказал, что Германия четыре раза предлагала нам мир.
13-е [VII]. Понедельник.
Немцы вышли к Богучарам, — около 300 км от Волги. От пункта вчерашнего сообщения они прошли 50 км — через шесть дней, стало быть, Волга? Настроение подавленное и раздраженное.