Усов кивнул.
— И что ты ей посоветовал?
— Что я мог посоветовать в лесу? Горячие ванны?
Китин принял к сведению объяснение, вынул расчёску, зачем-то причесался. У него была странная манера задавать вопросы. Он спрашивал так, словно ответ его совершенно не интересовал, и единственная забота, которая его беспокоит, — не уснуть во время разговора. Он сидел полузакрыв глаза, и временами могло показаться, что он действительно засыпает. Но впечатление это было обманчивым. Кинжально острые взгляды, которые иногда сверкали из-под опущенных век, выдавали работу ума, напряжённую и безостановочную.
— Ну что, — спросил Николай Иванович. — Дальше пойдём? Я могу идти.
— Сейчас… пойдём… — ответил Китин.
— Не понимаю, в чём меня обвиняют! — громко сказал Берёзов. — Да, она жила со мной. Возможно, она была беременна. Мне она этого не говорила. В конце концов, она сама приняла это решение. Взрослый человек, она отвечала за свои поступки!
— Ей было восемнадцать лет, — негромко выговорил Николай Иванович.
— А мне — двадцать два! — вызывающе ответил Берёзов. — Она была моей первой женщиной. И в любой день могла стать последней.
— Знаешь, — сказал Николай Иванович. — С некоторых пор я стал бояться таких людей, как ты.
— Почему?
— Потому что ты легко принимаешь решение… Когда нужно выстрелить в спину.
— Он не принимал этого решения, — глухо сказал Китин. — Его принял я.
— Миленькие, хорошенькие, — всхлипнула Вера. — Не надо никуда ходить! Пойдёмте до дому, пожалуйста! Я не знаю почему, но мне очень страшно…
Китин поёжился, поймав на себе скрестившиеся взгляды спутников.
— Что вы на меня так смотрите. Война давно кончилась, я вам сорок лет не командир…
— А странно, да? — сказал Фёдор Кузьмич. — Я тоже об этом подумал… Столько лет прошло, а Китин всё равно командир… как только сюда попали. Условный рефлекс?
— Давайте голосовать, — хмуро сказал Китин. — Кто за то, чтобы идти?
Берёзов поднял руку. И тут же вверх выкинул руку Усов.
— Кто против?
Вера подняла руку и умоляюще огляделась по сторонам.
— Кто воздержался?