Дни полетели стремительно. Академическая жизнь набирала обороты, занятия становились все сложнее, а нагрузка — больше. Вместе с Ллосой, Киганом и Морриганом мы сварили запас необходимых зелий. Работать с мэлами оказалось приятно. Каждый из нас был хорош в своем деле. Я легко следовала всем указанным в рецепте этапам варки зелья, не упуская ни малейшей сноски. Ллоса уверенно готовила нужные ингредиенты. Морриган вливал силу, Киган бесстрашно пробовал результаты наших опытов. Спустя месяц он даже возомнил себя экспертом в этом деле и начал раздавать советы, мешая общей работе. Однако пара метких шпилек от Ллосы и прицельно брошенная половинка крысы быстро исправили ситуацию.
Я все больше привыкала к непосредственности мэлов, к неуемной энергии Кигана, шумности Ллосы и рассудительности Морригана, которая, однако, не мешала ему иногда присоединяться к общим перепалкам.
От нефритов я держалась на расстоянии. Поначалу Арден настойчиво пытался меня выловить: он то возникал из переходов, то дожидался моего появления на лестнице, ведущей к спальням лернатов, то норовил подкараулить в примыкающих к трапезной коридорах. Однако каждый раз я сбегала. И пусть гордость Мак-Моров грызла меня в такие моменты, как уличный пес брошенную ему кость, я упрямо не обращала на нее внимания.
Хэйден держался все так же холодно и невозмутимо. Встреч со мной не искал. Но я часто ловила на себе его взгляды: пристальные, тягучие, проникающие в самую душу. И спрятаться от них было ничуть не легче, чем от настойчивости Ардена.
К счастью, халцедоны пересекались с нефритами — как и с другими камнями — лишь в трапезной. Плотное расписание занятий почти не оставляло лернатам свободного времени.
Стараясь не дать Мак-Фордин ни малейшего шанса вызывать меня к себе, я прилежно ходила на каждую материю, готовила доклады, рисовала карты звездного неба и чертила символы защиты на крови. Порой на занятиях Дис-Роны было сложно, но троица мэлов всегда держалась рядом и прикрывала мою спину. Мне не нравилось врать им, будто моих сил не хватает, чтобы полноценно насытить зелье силой, но иного выхода я не видела. Светлый дар должен оставаться тайной. Даже от друзей.
Каждую ночь я сбегала в северное хранилище и старалась провести рядом с метлой хотя бы пару часов. Эвис в это время обычно охотилась, а я по капле вливала свет в драгоценный артефакт.
Жизнь в академии постепенно входила в русло. И в какой-то момент я даже понадеялась, что отмеренные на мою долю сюрпризы закончились. А потом одна ночь изменила все.
Деревья в парке почти облетели. Окно из моей комнаты выходило на лиственную его часть, и с каждым днем я все отчетливее замечала просветы между чернеющими ветками. Ветер становился холоднее и злее. Словно дикий пес, он налетал на еще не опавшие листья, трепал их, обрывал и гнал вдоль парковых дорожек. Но не игриво, как раньше, а гневно, с нескрываемым раздражением. Порой в его нетерпимости мне виделась воля надвигающейся зимы. И ветер, будто ее посланник, стремился подготовить мир к прибытию своей госпожи.
Магистры и лернаты сменили легкие одежды на теплые. На плечах артиэлл появились меховые горжетки, сэлы укутались в вязаные палантины, а мэлы надели поверх платьев толстые кофты. Я пока довольствовалась найденной в сундуке шалью из козьей шерсти, но скоро она перестанет спасать от холода, а значит, придется выбраться в город.
Эртентон находится всего в полутора часах езды от академии, и если получить разрешение, то за день можно успеть посетить несколько магазинов и вернуться. Вот только чтобы получить это разрешение, придется обратиться к Гордину Руаге — писчему и правой руке Мак-Фордин. А напоминать директору о моем существовании не хотелось. К счастью, я умею терпеть холод, так что пока вопрос о поездке в город меня не беспокоил.
Закончив с докладом по маскотам — спутникам темных ведьм и колдунов, способным накапливать и усиливать мощь своего хозяина, я скрутила свиток, перевязала его и, отложив в сторону, посмотрела на Эвис.
— Пойдем?
Та затопала в нетерпении, перебралась мне на ладонь и с готовностью нырнула в карман. Я вышла в коридор.
Академия спала, закутавшись в кокон тишины и спокойствия. В первый месяц, помню, я боялась этого безмолвия, потом привыкла. Как и говорил Арден, детям тьмы никто не запрещал ночные вылазки. Однако напряженное расписание занятий и бурный ритм самой академии выматывали лернатов настолько, что почти все они засыпали ближе к полуночи. Лишь дважды за прошедшие недели я видела чужие тени в пустых коридорах.
Сегодня переходы были безлюдны. Уже без помощи Путеводного света я уверенно добралась до северного хранилища и, приоткрыв дверь, нырнула в царство сломанных артефактов. Эвис тут же убежала охотиться, а я направилась к метле.
— Привет, Сельва, — улыбнулась ей, привычно опускаясь на стоящий рядом ящик.
Наречение — особый ритуал, укрепляющий сцепку ведьма — метла. Обычно его проводят после первого совместного полета — для усиления достигнутой связи. Говорят, это очень красивое событие.
Почувствовав, что метла готова подпустить к себе, ведьма начинает плести украшение, насыщая его своей силой. В это время более опытные ведьмы определяют по звездам подходящую для проведения ритуала ночь. Едва она наступает, все дочери Лунной империи, обладающие метлами, собираются вместе. Их, как и темных метел, немного.
Юная ведьма, облаченная в свободное платье, вяжет готовое украшение на оголовок метлы, а после совершает первый полет. Она взмывает над местом проведения ритуала, очерчивает его в воздухе и приземляется в самый центр — в выложенный ивовыми прутьями и черными бузинными ягодами круг. Именно в нем ведьма дает имя той, что станет верной подругой до самой смерти.
Всю оставшуюся ночь ведьмы летают под полотном Полуночной Матери, приветствуя в своих рядах новенькую. И неважно, какого цвета кольцо на ее пальце, если метла признала ее достойной — она действительно достойна. Она — драгоценность.
В моем же случае никто не проводил ритуала. Да и я не рискнула ждать, опасаясь, что темнота, насильно подсаженная в артефакт, вновь возьмет верх над светом.