— Антошка Беляк. Хороший.
— Никто не спорит, — проворчала я. — Он объяснил, зачем ему зелье?
— Он сначала про тебя спросил, — вдруг ошарашил нас Исаев, наконец удостоив прямым взглядом.
Вертикальные зрачки сузились до едва заметных щелок.
— В смысле, про меня?
— Не про тебя. И про тебя. То есть про брежатых в целом. Про всех, про всех, про всех, но вышло, что про тебя.
— Ничего не понимаю…
Я растерянно оглянулась на Яна, и он пожал плечами.
— Брежатого он искал. — Исаев с кряхтением поднялся. — Настоящего, говорит, дай мне настоящего-пренастоящего. Есть, спрашивает, у вас такие в городе. А я ему: как не быть, Сонечка же к нам перебралась, куда уж настоящее. А потом он сразу про зелье, дескать, дашь? Ну а как не дать, как не дать, как не дать. Я ему: не для Сонечки, надеюсь? А он: нет-нет-нет, совсем для другого дела. Ну я и подумал, и правда, кому ж в голову придет брежатому память тереть. Никому. Никому. Никому…
Словно выдохшись, он оперся руками на стол и заворожено уставился на бегущую по проводам жидкость.
— Как там Антошенька-то? — спросил отстраненно.
— Мертв, — резко ответил Ян.
— Мертв, мертв, мертв… — эхом повторил старик. — Я больше не знаю ничего, не знаю, не знаю. Все, что знал, рассказал. Веришь, Сонечка?
— Верю, Федор Геннадьевич.
Все-таки я слишком жалостливая. Вчера над судьбой Ковальчука охала, сейчас с трудом сдерживала слезы при виде расстроенного Исаева…
— И что значит «настоящий брежатый»?
— То и значит, что настоящий. Тебе лучше знать, лучше, лучше… — Он быстрым движением вытер скатившуюся на морщинистую щеку слезу и взмахнул рукой: — Идите уже, идите, идите. Работы много…
Ян открыл было рот, но я предостерегающе покачала головой. Если сейчас начать давить, Исаев взорвется, и мы уже ни одного внятного слова не получим. Стала я как-то свидетелем подобной сцены — потом долго пыталась развидеть. Неспроста одарила его природа наследством Изгоев — рогами да глазами драконьими — ох, неспроста.
— До свидания, Федор Геннадьевич, — тихонько попрощалась я и, не дожидаясь ответа, потянула поручика на выход.
— Мы могли бы его дожать, — ворчал Ян, пока мы спускались по лестнице. — Что еще за брежатые? Это что-то из древнеславянского? Звучит странно.
Видимо, услышав мой вопрос про «настоящих брежатых», он решил, что я тоже не поняла, о чем говорит ополоумевший зельевар. Но я поняла. По крайней мере, ту часть, что касалась нашей братии.
А вот тема истинности как-то раньше при мне не всплывала. Это что же, получается, есть еще и ненастоящие? И почему из целого полка ярославских брежатых Исаев указал Беляку именно на меня? Только ли в личном знакомстве дело? Сомневаюсь. Да в эту квартиру все наши хоть раз да попадали, и дружбу со старым чертом, как его называют высшие, водили многие.