Зельевар драматично вздохнул, замер на секунду с выпученными глазами и почесал правый рог.
— И то верно, и то, и то. Я ж с ней только полчаса как поговорил. Как бы она успела, как бы, а, как?
— Никак, — согласилась я.
Мамуля у меня тоже не пограничник.
— Вот и я о том. — Исаев вдруг снова прищурился и оглядел нас с поручиком с ног до голов, при этом отчаянно задирая свою. — А зачем ты тогда здесь, зачем здесь, зачем, а?
— Я…
Договорить мне не дали.
— Опять этот Ковальчук, опять, опять, — забормотал зельевар. — Покоя не дает, проходу не дает, житья не дает. В кабинет меня хочет посадить. Меня! Меня в кабинет! Муа-ха-ха-ха-ха!
И со зловещим хохотом он развернулся и бодренько ускакал по коридору куда-то вглубь квартиры.
— Впечатляет, — протянул Ян после нескольких секунд напряженной тишины.
— То ли еще будет, — буркнула я. — Идем.
Некогда наверняка уютное жилище теперь выглядело… удручающе. Обои облезли, потолки и полы потрескались, тут и там буквально на глазах во все стороны расползалась вездесущая плесень, да и полумрак радостной атмосфере не способствовал — электричества-то тут не было давно, и сияющие полосы пересекали длинный коридор только там, где из отрытых комнат с окнами просачивался свет.
Шли мы поначалу медленно, но когда рядом с моим плечом по стене прочвакало что-то вонючее, зеленое и отвратительно склизкое, я живо ускорила шаг, и Ян поспешил следом.
Исаев обнаружился в последней комнате этих хором — точнее в двух комнатах, ныне объединенных самодельным проломом во всю стену. Перед глазами тут же вспыхнул образ хрупкого старичка с гигантской кувалдой наперевес, и я тряхнула головой.
— Федор Геннадьевич, — обратилась я к зельевару, что уже суетился меж двумя длинными столами, сплошь заставленными колбами и опутанными прозрачными проводами, по которым из склянки в склянку неслись разноцветные жидкости.
За его спиной сверкало многомесячным слоем пыли огромное окно, за которым при желании все же можно было разглядеть и болото, и лес, и даже кусочек неба.
— Меня не Ковальчук послал.
— Как же, как же, как же, — бормотал Исаев, шурша тетрадками.
Из них то и дело вылетали исписанные листки, кружили по комнате и оседали на грязный пол.
— В кабинет меня хочет посадить, в кабинет, в кабинет…
— Федор Геннадьевич, — начала злиться я, — уделите нам пять минут и мы уйдем.
Исаев замер и вскинул голову: