Отец Ремигий ответил первым.
— Нам неизвестно, был ли написавший в здравом уме, когда это нацарапал. В Церковном праве по этому вопросу много подводных камней. Когда Папа Григорий Девятый в своём декрете осуждал обещание жениться на другой, данное при живой супруге, должны ли мы считать прелюбодеянием непосредственно сам обет, или же сие обещание становится препятствием лишь в том случае, когда пара уже предается плотскому греху…
— Прелюбодеяние! Меня в этом обвиняют? — взревел Роберт.
Отец Ремигий вздрогнул.
— Возможно обвинитель именно это и имел в виду, но словом «crimen», как правило, обозначают преступление вроде умышленного убийства супруги с целью жениться на другой. Хотя, — поспешно добавил он, видя, как начинает багроветь лицо Роберта, — я уверен, что ваш обвинитель имел в виду другое.
— Итак, — подытожил Роберт, — Меня всего лишь обвиняют в прелюбодеянии. Ничего существенного.
— Вы говорите о нём в мужском роде, — тихо произнесла Кэтлин. — Вам известна личность обвинителя?
Отец Ремигий посмотрел на неё с недоумением.
— Я не знаю, кто мог выдвинуть подобное обвинение, но, естественно, мы подозреваем мужчину. Женщины вряд ли сведущи в церковном праве, и к тому же многие ли из них способны написать хотя бы собственное имя?
Кэтлин гордо вздёрнула подбородок.
— Я — женщина, и поверьте, могу написать гораздо больше, чем собственное имя, отче. Мой пол не освобождает меня от подозрений.
— Независимо от того, женщина это или мужчина, — огрызнулся Роберт, — я требую, чтобы вы немедленно выяснили, кто написал эту злонамеренную ложь.
Отец Ремигий с грустью посмотрел в огонь, только что уничтоживший оскорбительное обвинение. Он с укоризной посмотрел на Роберта.
— Кто знает, если бы вы столь поспешно не сожгли уведомление, мы, может, и вычислили бы преступную руку. — Священник вздохнул. — Если свадьба состоится…
— Вы предлагаете её отменить? — воскликнул Роберт. — Нам явно кто-то пытается помешать, — заключил он.
До сего момента он и помыслить не мог, что автором этого обвинения мог быть кто-то, кроме заклятого врага. Будучи купцом, Роберт мог нажить немало врагов. Например, коллега по гильдии, подозревающий, что у него из-под носа увели выгодную сделку; броггер{35} — посредник, посчитавший, что его обманули в цене; завистники, полагающие, что Роберт жирует за их счёт. Да мало ли людей, чувствующих себя несправедливо обделенными и затаивших обиду. Но Роберт догадывался, что искать автора этой мерзкой писанины ему следует под собственной крышей.
Он резко развернулся к Кэтлин.
— Наверняка это сделал Ян. Он решил помешать нашему браку из-за какой-то глупой, надуманной преданности собственной матери. По-моему, он не верит в нашу любовь… — Роберт сам удивился звучанию последнего слова, слетевшего с его уст. Но вместе с тем, пришло осознание, что никогда ещё он не произносил это столь искренне и не чувствовал так глубоко. Он обожал эту женщину так, как никогда не любил бедняжку Эдит. Каждый взгляд, каждый её жест возбуждал в нём безумное желание обладать ею.
Улыбка украсила уста Кэтлин, и, не обращая внимания на общество священника, она обняла Роберта, поцеловав так неистово и страстно, что единственной его мыслью было — сдержать волну возбуждения, хлынувшую к чреслам.
Отец Ремигий многозначительно кашлянул, и Кэтлин с трудом выпуталась из объятий Роберта, ибо он и не собирался её отпускать. Священник отвёл взор, внимательно изучая гобелен, изображающий дикого вепря, положившего морду на колени саксонской принцессы. Он кашлянул повторно.
— Роберт, мне показалось, что вы заподозрили собственного сына в причастности к этому. Я и помыслить об этом не смел. Не могу поверить, что родной сын способен совершить в отношении отца такую подлость.
Роберт сердито хмыкнул.