Угощали все кругом — группы, о которых я писал или которые продвигала Джордж. Были еще фестивали, церемонии награждения…
Словом, что ни утро, мы просыпались с чугунными головами.
И смеялись, вспоминая те обрывки вчерашних событий, которые застряли в наших проспиртованных мозгах.
Естественно, посуда не мылась неделями, кухня стояла недокрашенная, пыль на всем лежала шубой — в том числе и на пылесосе.
И начало новой жизни отодвигалось в далекое будущее.
Проснувшись в одно такое утро, когда начало новой жизни и не брезжило, я увидел голую Джордж, которая, тихо поскуливая и шатаясь, брела от нашей кровати к двери. Я обалдело смотрел на ее задницу, из которой что-то свисало.
Пустая бутылка «Джека Дэниелса»!
И тут всё вспомнилось: наша любовь втроем… я, она и «Джек Дэниелс». Она с ним в заднице так и заснула.
Что-то мне подсказало, что лучше лежать молчком и не рыпаться. И действительно, из кухни раздался вопль-стон Джордж, залп ругани… затем звон бутылок, звук чего-то льющегося… Это Джордж сливала в раковину все наши запасы алкоголя.
Заступиться за них означало получить бутылкой по голове.
А для бутылки по голове час был слишком ранний — это приключение я всегда оставлял на после ужина.
Вот разница между мной и Джордж, думал я, забравшись по макушку под одеяло.
Я бы в такую горестную минуту кинулся искать утешения у нее на груди.
А она переживает в одиночку.
И злится на меня.
Я бегу к ней — как к товарищу по несчастью. Она бежит от меня — как от причины ее несчастья.
Что я мерзавец — она права. Но, если по совести, она ведь тоже причина своего несчастья. Мы с ней враги самим себе, а потому, автоматически, товарищи. Враг моего врага — мой друг. Это сложно понять, однако после второго стакана очень даже ясно. И когда она оборачивает свой гнев против меня, она просто находит козла отпущения. Я громоотвод для молний, которые должны были бы испепелить ее саму.
Через сколько-то минут шум в кухне прекратился. Я вжался в простыни. Идет сюда. Ну, сейчас будет!..
Выглядела она — краше в гроб кладут. С вечера не смыла макияж и много ревела. Теперь вся тушь была не где-нибудь, а на подбородке, одним черным пятном. Глаза после выпитого красные, опухшие. Лицо раздуто. В таком виде ее приняли бы без лишних слов в любую ночлежку!
Наверняка и я выглядел не лучше. Любопытно, до какой степени я ей отвратителен в таком состоянии? Главная проблема в наших отношениях: я был зеркалом, в которое ей не очень-то хотелось глядеться!
Но в то утро она, похоже, решилась посмотреть в это зеркало. И ее наконец-то проняло. По-настоящему. Впрочем, я, разумеется, в тот момент ничего не подозревал.
— Баста. Баста! Я завязываю. Навсегда! — сказала Джордж мрачно, появляясь в моей незастегнутой рубашке и уже без стеклянного хвоста.