Эту «басту» я слышал тысячу раз. За ней обычно следовало злобное жужжание пылесоса, под звук которого «баста» неумолимо уходила в песок.
Однако в то утро Джордж действительно завязала. Навсегда.
Не прозревая ужасного будущего, я наивно протянул к ней руки:
— Иди сюда, в постельку.
Я хотел ее так же страстно, как выпить. Всю выпивку она слила в раковину. Стало быть, оставался только секс.
Но, похоже, она и весь секс слила в раковину.
В постельку Джордж не пошла.
Села на краю кровати. И яростно отпихнула мою игривую руку. Раз, другой — пока я сам не отвязался.
— Нет, Гриэл, — сказала она. — Давай поставим точки над «i». Или ты со мной, или ты против меня. С выпивкой я заканчиваю. Больше ни капли в рот не возьму. Не хочу просыпаться и всякий раз ненавидеть себя. Я даже не из-за этой долбаной бутылки в моей долбаной жопе — это просто милая виньетка на полях нашей дерьмовой жизни. Мне надоело просыпаться и ненавидеть себя, понимаешь?
Я, конечно, ответил «да». Хотя слушал, собственно, не очень внимательно. Эта покаянная чепуха у меня в ушах завязла. Уже довольно давно я раз и навсегда решил, что это наша судьба — жить вот так, от пьянки к пьянке, ловко ухитряясь в моменты всё более коротких просветов эффективно функционировать и поддерживать свой социальный статус. Я думал, что так будет вечно. И мы с Джордж будем вместе всегда — в радости и в горести, пока цирроз не разлучит нас. Периодические «прозрения», покаяния со слезами и клятвы «завязать» в моем сознании стали неотъемлемой частью этого бытия. Маленькие неприятности посреди в общем и целом счастливой жизни — что-то вроде короткого ливня в солнечный день.
Однако на этот раз всё было иначе. Ей хватило силы воли действительно повернуть свою жизнь к лучшему.
Решимость покончить с алкоголем в итоге нас разлучила.
Сперва я искренне восхищался тем, что она у меня такая волевая. И, не имея под боком товарища для выпивки, я, конечно же, стал пить меньше.
Драма была в том, что чувство удовлетворения постепенно делало из Джордж зануду-праведницу.
Ей было мало не пить самой. Она хотела, чтобы и я подчинился сухому закону. Она распекала меня по поводу каждой пьянки. Нудила и нудила. Разумеется, пьяный рядом напоминал ей о ее недавнем отвратительном прошлом… и постоянно подвергал соблазну вернуться в это прошлое. Так или иначе она мне проходу не давала. Особенно косо смотрела на любую выпивку дома. Если я приходил домой с бутылкой вина, углы ее рта сурово опускались вниз. И начинался словесный долбёж.
Сделать из меня трезвенника она пыталась и более тонкими и трогательными способами.
Например, однажды в субботу днем мы купили по ее инициативе соковыжималку, а потом заглянули в супермаркет и набрали всевозможных фруктов.
Дома столько навыжимали и столько фруктовых коктейлей продегустировали, что животы потом болели.
Чтоб мой энтузиазм не ослабел, на следующий день Джордж изобрела собственный коктейль — «Сенсация Шарки». Клубника, бананы и апельсины — получается очень густой сок, который Джордж сервировала холодным. Это был ее способ показать: я настаиваю на том, чтобы ты завязал с выпивкой потому, что ты мне дорог. Но я не завязал. То ли не мог, то ли недостаточно хотел.
А тем временем работа в «Нью мюзикал эспресс» мало-помалу разъедала мне душу.
Писать о рок-н-ролльных идеалах других людей — совсем не то, что самому активно жить рок-н-роллом. Особенно после того, как данс-мюзик стала теснить рок-н-ролл по всему фронту.
Я ощутил потребность вырваться из музыкального мира, заняться как журналист другим, воздействовать на души людей более существенно, чем давая совет не покупать новый альбом «Орбитал». Попробовал пустить в ход связи — знакомых-то много было. Куда там!.. «Серьезная журналистика» чурается тех, кто фрилансит про музыку, — их честят марионетками пиарщиков. Рекламные шавки, иногда кусачие. И уж точно на обочине журналистики.